Закат нефтяной эпохи: что происходит со странами Ближнего Востока?
30.07.2020 07:16
Закат нефтяной эпохи: что происходит со странами Ближнего Востока?
Богатые времена для нефтяных государств закончились: цены на нефть держат критически низкую планку, и экономики стран Ближнего Востока и Северной Африки трещат по швам. Блестящие небоскребы и роскошные автомобили посреди пустыни уже скоро могут стать печальным напоминанием былой эпохи беззаботной жизни. Во времена пандемии и даже после ее завершения нефть — уже не «чёрное золото», а фактически ненужная жидкость: в апреле продавцам приходилось еще и доплачивать покупателям, и даже сейчас нефтяные хранилища по всему миру переполнены. Готовы ли «страны-бензоколонки» слезть с нефтяной иглы? Какая участь ждёт тех, кто не подумал о будущем?
НЕФТЬ — ИСТОЧНИК ЖИЗНИ
Очевидно, что страны-нефтеэкспортеры очень зависимы от цен на нефть и объемов ее экспорта. Вопрос в том — насколько сильно? Понять это можно взглянув на стоимость барреля нефти марки Brent, при которой бюджет государства является бездефицитным. Для Ирака и Кувейта этот показатель равняется $60-65, Объединенным Арабским Эмиратам необходима цена в $68, Саудовской Аравии — $70, Оману — $82, а Алжиру и вовсе необходимо продавать баррель за $157. Единственный, кто может существовать при ценах ниже $40 — это Катар.
Также следует обратить внимание на динамику запасов в нефтехранилищах: нефти так много, что ее приходится хранить прямо на танкерах в море.
БЕЗВЫХОДНАЯ СИТУАЦИЯ
Это влечёт за собой целую цепочку проблем: раз нет возможности увеличить доходы бюджета за счёт продажи нефти, значит, придётся сокращать расходы и/или увеличивать заимствования. В шахматах подобная безвыходная ситуация называется цугцвангом — любое решение приведёт к ухудшению позиции. Так, в мае правительство Алжира объявило о сокращении государственных расходов в два раза, а новый премьер-министр Ирака планирует резко урезать расходы на госаппарат. Оману никто не даёт в долг, после того как международные агентства Moody’s и Fitch понизили его суверенный рейтинг до «мусорного», а дефицит бюджета Кувейта достигает рекордного показателя в мире — 40%.
Но беда не приходит одна: пресловутая пандемия стала причиной ещё большего количества проблем. Во-первых, постепенно снижающиеся цены на нефть ушли в крутое пике, лишив нефтяные государства миллиардов долларов. Во-вторых, из-за ограничения добычи нефти, пострадала их промышленность, сфокусированная на извлечении и обработке ископаемого топлива. В-третьих, борьба с заболеванием требует ещё больших расходов — а где взять деньги, если их и без того не хватает? Все было бы не так уж и плохо, если трудности оказались бы временными. Однако восстановления спроса на нефть в ближайшем будущем, да и в среднесрочной перспективе, не предвидится. Причин тому несколько: трансформация модели потребления и путешествий из-за пандемии и ограничительных мер, мода на экологически чистую энергию и «зелёный» транспорт, переполненные нефтяные хранилища и огромные запасы нефти вкупе со вполне живучей индустрией сланцевой нефтедобычи в США, что создаёт своего рода «навес» из предложения выше цены в $40 — при росте цены выше этого уровня на рынок выйдут продавцы сырья, закупившие нефть дешевле $20 и сланцевики.
ПОДУШКА БЕЗОПАСНОСТИ
Осознавая опасность чрезмерной зависимости от нефтяных цен, некоторые государства начали готовиться заранее. Так, например, наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед Салман ещё четыре года назад дал старт долгосрочной программе диверсификации и развития экономики «Видение-2030». Однако ей было суждено превратиться в «Видение-2020»: Саудовская Аравия вынуждена в срочном порядке перестраивать экономику, чтобы выжить, — о развитии речь уже не идёт. По данным МВФ, выручка нефтяных государств Ближнего Востока и Северной Африки от продажи нефти в 2018 году достигала $1 трлн, в прошлом году она снизилась до $575 млрд, а в этом и вовсе сократится до $300 млрд. Те, кто побогаче, как Саудовская Аравия, нещадно жгут государственные резервы — деньги, которые могли пойти на развитие страны, другие вынуждены брать в долг и поднимать налоги, обирая собственных граждан. У Саудовской Аравии, например, резервов в размере $444 млрд хватит ещё на два года (притом, что $45 млрд уже были потрачены всего за 5 месяцев), у Катара и ОАЭ также есть огромные суверенные фонды, а что делать Ираку или Алжиру?
Более того, пострадают и другие страны. Так, львиная доля трудоспособного населения в ОАЭ — это гастарбайтеры, в других странах Залива также высока доля мигрантов: они вносят вклад до 10% ВВП. При существенном падении государственных доходов, кризиса в промышленности и строительстве, повышении налогов, все гастарбайтеры устремятся на родину — в бедные государства Южной и Юго-Восточной Азии, Африки и Ближнего Востока, которым уже самим придётся иметь дело с экономическими и социальными последствиями такого наплыва людей. Так, например, в нефтяных странах работают 2,5 млн египтян (3% населения Египта) , 5% населения Иордании и Ливана, 9% населения Палестины. Их денежные переводы на родину составляют до 5-10% ВВП. При этом в самих «государствах-бензоколонках» самая высокая доля безработный молодежи.
СОЦИАЛЬНОЕ НАПРЯЖЕНИЕ РАСТЕТ
Несмотря на увесистую кубышку, рост НДС в три раза, отмена пособий для госслужащих и повышение цен на бензин привели к значительному росту недовольства в относительно благополучной Саудовской Аравии. Причём государственные меры по экономии затронули, главным образом, самые бедные слои населения. В социальных сетях можно встретить вопросы, которыми задаются жители страны: «Почему Мухаммед Салман не обложил налогами богатых?», «Почему бы ему не продать свою роскошную яхту и попробовать пожить, как мы?».
В Ираке чиновники и вовсе встали на сторону протестующих, возмущённые сокращением зарплат. Это грозит обрушением всей государственной системы страны и повтором событий «Арабской весны». В Алжире подушевой доход упал с $5600 до $4000 в год всего за восемь лет, и разъяренные граждане снова выходят на улицы.
В Ливане, который зависим от нефтяных стран, случился полномасштабный социально-политический и экономический кризис, сопоставимый с временами гражданской войны: правительство страны объявило дефолт по евробондам, ограничило выдачу валюты и ввело непопулярные ограничительные меры — Ливан уже несколько месяцев парализован протестами. Египет страдает от пандемии, с которой не в силах справиться: с 2010 года из страны эмигрировали свыше 10 тысяч высококвалифицированных врачей — главным образом, в страны Залива. И это неудивительно, ведь в Египте средняя зарплата врача составляет $185 в месяц.
Более того, богатые нефтяные страны были источником инвестиций, туризма, торговли, от которых зависели миллионы людей в соседних странах. Так, например, экспорт ненефтяных арабских стран в «государства-бензоколонки» составил: 21% всего экспорта Египта, 32% Иордании, 38% Ливана. В текстильной промышленности, производстве потребительских товаров, сельском хозяйстве, фармацевтической промышленности этих стран заняты миллионы людей. Ещё одной жертвой станет туристическая отрасль, с падением доходов стран и граждан нефтяных государств истощается поток приезжающих в другие арабские государства, а вместе с ними прекращаются поступления миллиардов долларов. Безусловно, на ближневосточных странах-нефтеэкспортерах свет клиром не сошёлся, однако трудно представить, что вместо жителей Кувейта или ОАЭ в Ливан приедут сингапурцы или австралийцы. В Европе и Америке найдётся мало желающих покупать египетский текстиль вместо китайского или латиноамериканского.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПЕРЕМЕНЫ
Также следует обратить внимание и на щедрую экономическую помощь со стороны стран Залива своим небогатым соседям. Так, например, в 2013 году Кувейт, ОАЭ и Саудовская Аравия выделили целых $30 млрд новому правительству Египта под руководством Абделля Фатахх Ас-Сиси. Хорошо заработал на сотрудничестве с Эр-Риядом и Ливанский лидер Рафик Харири. Теперь же денежный поток начинает иссякать. Одна из главных причин, очевидно, пандемия: у стран-спонсоров хватает внутренних проблем, чтобы ещё с кем-то делиться деньгами. Ещё одна причина — политические разногласия. Так, например, Ас-Сиси не поддержал Эр-Рияд во вторжении в Йемен, а сын Рафика Саад Харири довольно терпимо относится к группировке «Хезболла» и шиитским боевикам, поддерживаемых непримиримым врагом Саудовской Аравии — Ираном. Политические инвестиции не оправдали себя и теперь страны-реципиенты брошены на произвол судьбы и вынуждены самостоятельно искать пути решения собственных проблем.
Все это приводит к серьезным политическим сдвигам: противоречия между арабскими странами растут, ещё больше дестабилизируя регион, похожий на пороховую бочку. Изменилась и роль ключевого внешнего игрока — Соединенные Штаты. Под руководством президента Дональда Трампа США отошли от «Доктрины Картера» (в соответствии с которой весь регион Персидского залива рассматривался как зона жизненно важных интересов США и которая подразумевала военное вмешательство в случае посягательств на них) и ведут себя довольно пассивно: Иран фактически вышел сухим из воды после атаки нефтяных объектов Саудовской Аравии в 2019 году, а судьба Ливии решается Россией, Турцией и ОАЭ без оглядки на Вашингтон. Весьма вероятно, что в перспективе США будут все меньше заинтересованы в союзе с ближневосточными странами — по мере падения заинтересованности в поставках нефти.
Образовывавшийся вакуум заполнить пока некому: интересы России ограничиваются сохранением контроля над портом в Тартусе и ситуацией в Сирии в целом, а также стабилизацией обстановки в Ливии. У Москвы нет ни ресурсов, ни желания пытаться распространить своё влияние на весь Ближний Восток. Китай пока преследует лишь экономические интересы: получает контракты на строительство в Алжире, портовые концессии в Египте и инвестирует в различные проекты во многих арабских странах. Однако Пекин пока не предпринимает попыток установить главенствующее политическое влияние в регионе. Впрочем, по мере обеднения «государств-бензоколонок» и роста их потребности в деньгах, ситуация может в корне измениться. Наглядным примером является загнанный санкциями США Иран, где китайские фирмы в рамках «стратегического партнёрства» строят всю критическую инфраструктуру — от дорог и линий коммуникаций до портов. Это даёт Пекину мощный рычаг давления и выводит отношения стран с уровня экономического сотрудничества на уровень неравного политического взаимодействия.
В целом, процесс тектонических изменений в экономике, политике и даже обществе ближневосточных стран-нефтеэкспортеров запущен уже давно. Лишь в этом году он многократно ускорился, когда коронакризис и падение цен на ключевой ресурс и источник заработка — нефть — обнажили фундаментальные проблемы. Текущие трудности — не временное явление, а следствие структурных проблем из-за чрезмерной зависимости от нефти. Те государства, кто не жил одним днём и оказался подготовлен к кризису, выживут, смогут развить уже новую, диверсифицированную экономику и, возможно, сохранить свой статус и уровень жизни. Как писал Чарльз Дарвин, выживает сильнейший — закон естественного отбора остаётся актуальным и по сей день.