«Это было что-то страшное…»

15.06.2015 08:57

«Это было что-то страшное…» «Это было что-то страшное…»

Ветеран Александр Червяков о войне и искусстве

В редакцию поступает много звонков. Вот и Лидия Якунина позвонила - сообщила, что здорово было бы, если бы мы написали про её отца-ветерана. Александр Фёдорович Червяков родился в Серпуховском районе, в деревне Лукьяново. В наших местах прошло всё его детство, отрочество. Отсюда же он ушёл на войну… За 92 года Александр Фёдорович попробовал себя и в роли военного, и в роли искусствоведа, и, хотя жил в Москве, оказал немалое влияние на развитие культуры в Серпухове. 

Начало войны
- В 1941 я закончил 10-й класс. 20 июня в школе состоялся выпускной, а 22 началась война, - вспоминает ветеран. - Я успел подать заявление в МИФЛИ на философско-исторический факультет - аттестат с отличием был, мог без экзаменов поступить. Но через месяц пришло предписание отправляться в военно-инженерное училище.
Обучение шло около 10 месяцев вместо положенных двух лет. Александра Фёдоровича готовили в сапёрные войска, тренировали минировать, разминировать, строить переправы и мосты... Потом направили на курсы по новейшему военно-инженерному вооружению и особой технике. Там со страшными вещами пришлось столкнуться. Например, ходили в спецкостютюмах по проводам, на которых до этого, эксперимента ради, изжарилась кошка, или испытывали необычное подводное снаряжение.

На войне
После окончания обучения все ребята получили назначения на фронт. 
- Меня направили в распоряжение штаба Закавказского военного округа, в Тбилиси. Поскольку территория была занята немцами, ехали окружным путём и до места службы добирались 26 дней. Везде беженцы, холера… Из Тбилиси меня направили в Буйнакск, где формировались пехотные и сапёрные войска…
Червякова назначили офицером связи между его частью и штабом. А дальше началось…
- Я ночью приезжаю в Буйнакск с донесением. А части нет! И никто ничего не знает. Единственная надежда - на коменданта железной дороги. Но его ждать до утра… Хорошо, в городе был круглосуточный детский сад, попросился переночевать.
Наутро Александр Фёдорович узнал, что его часть направлена в Астрахань, а оттуда - в Сталинград. Пришлось догонять…
- Это был ноябрь 1942 года. Холодно. Железная дорога новая, одноколейная, станций вдоль неё толком не было ещё, - вспоминает Червяков. - Догнал часть в Астрахани. Дальше уже вместе отправились под Сталинград, стали участниками боёв. Мою часть потом наградили. Но дело в том, что меня к тому времени, как и ряд других офицеров, направили в другие места. И для награждения надо было отпрашиваться, ехать за справкой, готовить документы… Некоторые так сделали и получили медаль. Я не поехал. А когда поднял этот вопрос после войны, мне сказали, что... часть не участвовала в сражениях под Сталинградом.

Переправа
Следующим пунктом назначения для ветерана стала Карелия - он, в качестве командира взвода, был направлен на форсирование реки Свирь. 
- Нам прислали американскую переправочную систему. Мы дважды её собирали и разбирали на земле, поскольку по-английски особо не читали и боялись, что можем в чём-то запутаться. Ориентировались по рисункам… А ведь обстрел идёт, люди гибнут! Это было что-то страшное, тем более что через реку тяжёлая техника шла: танки, пушки… В итоге основные части всё-таки перебрались через реку. 

Голод
- Наш командир, капитан Камаев, находился в Карелии с начала войны. Он рассказывал, что снабжения почти никакого не было. Солдаты, для поддержания сил, пили отвар из еловых игл. Камаев заставлял их двигаться, делать упражнения, чтобы совсем не ослабли. Когда я командовал разведотрядом, у нас тоже было плохо с питанием. Не было соли, а из продуктов - только пшено. Его пускали и на суп, и на кашу… Но мои ребята были отчаянные и иногда как-то умудрялись добывать еду. Всем, конечно, очень помог ленд-лиз (прим. - госпрограмма, по которой США передавали своим союзникам боеприпасы, технику, продовольствие и стратегическое сырьё) - нам привозили тушёнку, консервы, курево.

Быт
Во время рассказала Александра Фёдоровича мне всё время вспоминался роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты». Но то - художественное произведение, а тут - информация от реального участника боёв...
- Когда мы были в Карелии, то жили в землянке. Чтобы как-то освещать помещение, обматывали стены бикфордовым шнуром - его с одного конца зажжёшь, пока горит, вроде и светло. Солдаты вообще жили как первобытные люди: делался помост, накрывался сверху сеном, в котором проделывали дырки, и под ним спали. Когда у нас наступило перемирие с Финляндией, мы перешли жить в их землянки - они были гораздо удобнее, - среди прочего вспомнил ветеран.

Дорога
Военным приходилось пешком преодолевать сотни километров, несмотря на погоду. Так, до Ростова часть Александра Фёдоровича добиралась степями в очень сильный мороз. И при этом надо было не просто передвигаться, но и работать.
- Было поле заминированное. Я прошёл, сержант за мной прошёл, а третий солдат взорвался… Мины деревянные, разбухли. Мы их сдавили - и вот что получилось… Так и работали. Самое же страшное было - немецкие мины-прыгуны, их ещё «лягушками» называли. Когда на такую наступишь, её за счёт бензиновых паров выбрасывает на уровень груди человека, и только здесь она взрывается.
Кстати, с минами связан любопытный момент. Если в руки к русским сапёрам попадала немецкая карта минных полей - их можно было легко обезвредить. Если же происходила обратная ситуация - противник оказывался в тупике. Русские сапёры часто устанавливали мины без конкретной системы, и данные на карте могли в корне отличаться от реального положения дел.

Европа
После Ростова Александр Фёдорович отправился на запад. Украина, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Австрия… Ему хорошо запомнилась красивая западноевропейская архитектура, аккуратные каменные дома. Но и тут не всё было гладко…
- Началось массовое дезертирство. Да и вообще много разного происходило. Было и такое: надо ехать на задание, а солдаты далеки от трезвости. Был у нас один. Кричит, рвёт рубаху на себе: «Я воюю, кто мне тут указывать будет?!». Одурел. Что мне делать? И я единственный раз в жизни рукоприкладство применил…
Случаев разных в Европе произошло с нашим ветераном много - притом как связанных с военными действиями (например, форсирование реки в Венгрии, участие в штурме Вены), так и мирных (посещение средневекового замка).
- Там во дворе ходили павлины. А когда мы после задания возвратились, оказалось, что солдаты павлинов уже съели, - усмехается он.

День Победы
Великий праздник Александр Фёдорович встретил в небольшом городке в Австрии. За несколько дней до этого они с отрядом собирали с полей трупы, чтобы к 1 мая сделать братскую могилу в центре маленького населённого пункта в соседней Венгрии. После войны, в 70-е годы, он ездил в на берега Дуная. Могила там так и осталась - ухоженная, красивая, памятник стоит.
Александр Фёдорович отлично помнит то ощущение праздника, которое на всех нахлынуло, когда объявили о подписании мирного договора и капитуляции Германии.
К слову, за несколько дней до окончания войны Червякова контузило - бомба взорвалась в 10 метрах. Последствия травмы сказываются до сих пор - после каждой болезни Александру Фёдоровичу приходится очень долго восстанавливаться.

После войны
В 1946 году часть Червякова располагалась в Костроме. После демобилизации он сразу же отправился в Москву, в МГУ (именно сюда были перенесены все документы из МИФЛИ, куда он поступал до войны; сам институт расформировали). Его личное дело нашлось, в университет приняли без экзаменов. Александр Фёдорович поступил на истфак и после окончания учёбы, в 1951 году, был принят на работу в министерство культуры. Так и остался жить в Москве - в Серпухов в основном приезжал только в гости.

Серпуховский музей
В министерстве Александр Фёдорович несколько лет был инспектором отдела по Уральскому и Новосибирскому районам, много раз посещал музеи Сибири, делал заключения об их работе. В качестве инспектора приезжал и в родной город - проверял экспозицию в Серпуховском, на тот момент краеведческом, музее. 
- Хорошие вещи хранятся в музее - а он рассказывал о сельском хозяйстве, - посетовал историк. - Какие-то снопы, насекомые, черви… А ценнейшие вещи пропадали - например, на старинном столе из карельской берёзы стояли утюги и кастрюли. И мы постановили Серпуховской музей преобразовать. Там же фонды такие! Картины, прикладное искусство…
Дело происходило в 1956-57 годах. Изменения пошли на пользу - сегодня СИХМ является самым крупным в Московской области. Кстати, первым директором музея был Александр Бузовкин (в честь этого человека названа серпуховская художественная школа). У него долгое время был роман с мамой Александра Фёдоровича Надеждой Булыгиной - поговаривали даже, что, возможно, именно он - отец нашего героя… К слову, Бузовкин написал портрет 19-летней Нади - картина до сих пор висит в квартире Червякова. 

Веера
После министерства культуры Александр Фёдорович работал в музее-усадьбе Останкино. Замдиректора по науке, главный хранитель, на пенсии - хранитель фонда вееров, фарфора и стекла, он прошёл весь цикл должностей. Кстати, с веерами у бывшего военного связаны совершенно особенные моменты жизни. Он всегда интересовался их историей, разновидностями, имеет большую личную коллекцию ушедших в прошлое аксессуаров. Даже написал книгу о веерах в России. Правда, с изданием были проблемы - в конце 90-х, искусство плохо продавалось. В итоге издатель нашёлся во Франции. Книга вышла на французском, немецком и английском языках. Издание сейчас продаётся в Лувре… Александру Фёдоровичу издатель не прислал даже авторского экземпляра. Что уж тут говорить о деньгах?.. В итоге экземпляр собственной книги Червяков получил спустя несколько лет - привёз друг из Парижа.
Сейчас готовится новая книга - уже в России. Но процесс также очень тормозится. Уже выпущен сигнальный экземпляр, но предстоит внести ещё много правок - этим Александр Фёдорович сейчас и занимается.
Кстати, коллекцию вееров Останкинского музея он привозил в Серпухов - выставка прошла несколько лет назад в Музейно-выставочном центре.

О Серпухове
Впрочем, в наш город ветеран приезжает не только ради искусства. В Лукьянове у него остался дом. Так что и район, и Серпухов для легендарного сапёра были и остаются родными местами. Правда, Александр Фёдорович отмечает, что город изменился - по его мнению, в худшую сторону.
- Он потерял свою провинциальность. Асфальт, похожие друг на друга, как близнецы, бетонные высотки… Хотя кое-что ещё осталось. Есть города, которые настолько изменились, что их и вовсе не узнаешь. Но душевности в них уже нет…