О некоторых аспектах и результатах прошедшей Генеральной Ассамблеи ООН

26.09.2023 09:35

О некоторых аспектах и результатах прошедшей Генеральной Ассамблеи ООН

Завершилась «высокая неделя» в рамках Генеральной Ассамблеи ООН. Статус высокой недели предполагает максимальную планку представительства стран, т. е. выступления и встречи первых лиц. Но статус оказался размыт еще до старта ГА ООН, поскольку лидер Китая решил не посещать это мероприятие.

СМИ, как обычно, акцентировали внимание на украинской повестке, но, помимо Украины, следует выделить две важные темы: вопрос реформирования ООН и саммит С5+1 или «Центральная Азия – США».

Генеральный секретарь ООН А. Гутерриш решил пойти еще дальше.

«Пришло время реформировать как Совет Безопасности, так и Бреттон-Вудские институты. По сути, это вопрос перераспределения власти в соответствии с реалиями сегодняшнего мира».

Обозреватели не смогли пройти мимо такого выступления, поскольку обсуждение сроков краха системы долгое время является одной из самых популярных тем, ведь вроде бы Бреттон-Вудская система умирает уже несколько десятилетий, причем умирает, будучи отмененной еще в 1976 году – поразительная живучесть, особенно в умах. Но что тогда имел в виду Генсекретарь ООН?

Как мы увидим дальше, Генеральный секретарь ООН окажется очень точен в формулировках, по сути дела ответив этой фразой на ряд чуть ли не концептуальных вопросов.

Строго говоря, наделавшая шума цитата является очередной за последние пятнадцать лет. Подобные тезисы озвучивались довольно часто со стороны функционеров ООН после кризисной волны 2008 года. Например, можно вспомнить слова предшественника А. Гутерриша на этом посту – П. Ги Муна еще в 2009 году.

«Существует консенсус относительно необходимости продолжения реформы и модернизации международных финансовых учреждений, с тем чтобы они были в большей мере способны реагировать на нынешние трудные задачи в финансовой и экономической областях и на потребности государств-членов ООН».

Сейчас уже все благополучно забыли о том, что ООН традиционно запускает дискуссию о реформе международных финансовых институтов каждый раз, когда на программы перестает хватать денег. Но, с другой стороны, было бы ошибкой все свести только к банальному дефициту бюджетов ООН.

В данном конкретном случае речь впервые заходит уже не о гипотетической, а о вполне реальной реформе ООН, и здесь есть определенные шансы на то, что вместе с реформой в работу МВФ и Всемирного банка будут внесены изменения. Другое дело, что реальные изменения и ожидания от них могут очередной раз сильно разойтись.

Вокруг Бреттон-Вудса за последние годы выросла густая и кустистая теория заговора. Хотя, по сути дела, Бреттон-Вудская система сегодня функционирует только в виде рудиментов – тех самых макрофинансовых институтов, о которых столь точно высказался А. Гутерриш.

С помощью Бреттон-Вудса доллар стал не просто базовой валютой международных расчетов – это уже следствие, главное, что доллар США стал базовой инвестиционной валютой. Ямайская система позже отвязала доллар от золотого стандарта и сделала его универсальным мерилом остальных валют, как обычных, так и резервных, своеобразной мерой стоимости нового типа. Система стала иной, но базовые институты-регуляторы остались, перестроившись под новые правила.

Собственно, назвать текущую систему Бреттон-Вудской можно только по инерции и с большой натяжкой, как и говорить о ее «реформе». Сложно реформировать то, что уже не работает почти полвека.

Тогда почему так часто и на разных площадках запускается дискуссия о ее реформе, тем более что сегодня смешиваются в одну кучу: институты-наследники Бреттон-Вудса (МВФ и Всемирный банк с его дочерними предприятиями), система свободных курсов на базе резервных валют (Ямайская система), а также свод общих правил регулирования рынков начала 1990-х (т. н. «Вашингтонский консенсус»)?

Для такого смешения действительно есть некоторые основания.

Поскольку СССР и его блок не стали участниками институтов Бреттон-Вудса, они не могли в дальнейшем оказывать влияние на принятие решений регуляторов. А созданы эти институты были сугубо под цели индустриализации и помощи странам в периоды финансовых кризисов. По сути дела это разветвленная банковская структура, которая совокупным капиталом многих участников могла в определенный момент выделять беспроцентные кредиты тем или иным странам. Кредиты общие, секторальные, под конкретные программы, стабилизационные, главное – что беспроцентные.

Таким образом ООН и Всемирный банк оказались жестко привязаны друг к другу в реальной жизни, поскольку без средств участников МВФ и ВБ попросту было невозможно запускать программы экономической помощи и стабилизации. После финансового кризиса 2008 года уже и собственных средств ООН стало меньше. Поэтому совершенно логично, что в ООН каждый Генсекретарь просто обязан был выступать за то, чтобы макрофинансовые регуляторы на выделение средств не скупились.

Однако благое начинание в виде создания макрофинансовых фондов и регуляторов вылилось во вполне понятное вначале политическое, а затем уже коммерческое предприятие. Кредиты уже с середины 1950-х стали жестко увязываться с определенными шагами нуждающихся стран во внешней политике. Позже они распределялись уже в интересах сырьевых корпораций, затем в интересах ТНК. В общем-то, было бы даже странно, если бы это не произошло.

Но ООН периодически вынужден работать вне прямых интересов ТНК или американской внешней политики, а сделать это весьма и весьма не просто. Поэтому именно со стороны ООН и раздаются призывы к реформе не Бреттон-Вудской системы, которой уже и нет, а к реформе конкретных институтов, которые были основаны на ее базе, но работают сегодня как частные мегакорпорации.

Общие претензии у участников «мирового сообщества» адресованы не к Бреттон-Вудсу, долларовой гегемонии или десяти принципам Вашингтонского консенсуса, а к тому, что конкретные институты, финансы которых наполняются вроде как из карманов всех 188 участников, распределяются в интересах ограниченного числа интересантов, да еще с густой политической окраской. При этом критерии кредитования основаны на общей (причем упрощенной) макроэкономической модели для всех рынков, что развитых, что развивающихся.

Речь не идет ни о каком «сломе долларовой системы», о чем так оживленно дискутируют оптимисты. А. Гутерриш вполне логично рассчитывает на то, что реформа Совбеза ООН усилит давление на коррумпированные (в классическом понимании) макрофинансовые регуляторы, которые будут более сговорчивы в плане выделения средств для развивающихся стран. С точки зрения администратора А. Гуттериш в принципе правильно запускает эти тезисы в оборот, это позволит повысить статус его организации.

И здесь следует рассмотреть вопрос уже о реформе самой ООН.

Если взять выступления как с западного и восточного, так и с южного направлений, то в этом плане на полях ГА ООН продемонстрирован уверенный консенсус.

В сухом остатке речь идет о расширении числа постоянных членов Совбеза ООН за счет нескольких вариантов: Индия, ЮАР, Бразилия, Германия, Япония. Германия и Япония, скорее всего, выпадут из обсуждения, а остальная тройка может войти в Совбез всем составом.

Но дело в том, что в расширенном ли, усеченном ли составе, основные баталии все равно будут идти вокруг права вето. Идеи о том, чтобы Совбез принимал решение 2/3 голосов – не проходные по определению, а наделение новых членов правом вето вряд ли что-то изменит в работе Совбеза в принципе, хотя и сделает его повестку довольно насыщенной.

Для А. Гутерриша как для администратора этот вариант тоже хорош, поскольку повысит общественные ожидания от реформированного ООН. Но именно в решении узловых проблем эта реформа поможет не очень много. Складывается впечатление, что участники ГА ООН просто хотят вывести организацию из исторического тупика, сделав глубокий, но косметический ремонт.

Следующий интересный аспект в работе ГА ООН – проведение в ее рамках саммита «США – Центральная Азия».

Месяц назад на ВО вышел материал «На саммите в сентябре США попробуют внести сумбур в планы Китая в Центральной Азии», где были описаны этапы формирования Центральноазиатской пятерки, которая за последний год трансформировалась в отдельный внешнеполитический субъект. Пятерке намного удобней оказалось вести переговоры на внешних площадках, как с Москвой, так и с Китаем, ЕС, со странами Персидского залива. На очереди были США.

Загвоздка данного саммита состояла не в том, что США смогут предложить Центральной Азии полную альтернативу Сианьской декларации, но в том, насколько Вашингтону удастся внести в этот своеобразный блок разногласия при реализации стратегии, подписанной Китаем и «Группой пяти» в Сиане.

Не зря перед саммитом именно президенту Узбекистана США предложили отдельную программу, ведь в логике последнего года для Китая неофициальным первым номером в списке пяти стран является Казахстан.

Узбекистан и Казахстан смогли преодолеть довольно много разногласий и подписать союзный договор. США в эти схемы решили если не вбить клин, то попробовать пробурить в них «технологические отверстия».

Посмотреть на итоги этого мероприятия было очень интересно потому, что США за последний год добились откровенно неплохих результатов на Ближнем Востоке, в отношениях с Индией, интеграцией Турции и ЕС, с рядом государств ЮВА.

В Центральной Азии за этим наблюдали очень внимательно, но наблюдатели остались разочарованы. Диалог получился туманный, участники, если не скучали, то не очень понимали, что они делают кроме протокола.

Контраст является тем более разительным, что с полей саммита «Центральная Азия – ССАГПЗ» соседи привезли крупные инвестиционные контракты, с полей саммита «Центральная Азия – Китай» – грандиозную стратегическую Сианьскую декларацию.

По всей видимости, тут мы наблюдаем то, что США не очень пока понимают, как вообще работать с этим новым внешнеполитическим объединением – центральноазиатской «Группой пяти». Долгое время политика Вашингтона вообще строилась вокруг индивидуальной дипломатии. Эту работу зачастую сравнивают с британским проектом Большая Игра, но пока у США не сформировалось концепции, аналогичной по масштабу.

Здесь у США пока нет эффективных подходов, и причиной тут может быть то, что они не являются ни прямо, но косвенно участниками такого формата, как ШОС. ШОС – это тоже «говорильня», но говорильня, созданная вне глобалистских проектных схем.

Казалось бы, там говорят и тут говорят, но институты функционируют вне привычных для США рамок. Это не означает, что США не будут подбирать ключи – будут, но пока этот процесс не дает результатов. Другое дело, что этим надо тоже уметь грамотно воспользоваться.

Пока таким ключом в Вашингтоне видят водный кризис и вопросы зеленой повестки и климата, поскольку понимают, что игра на дефиците воды и электричества в регионе может кумулятивно затронуть интересы всей центрально-азиатской пятерки. Камнем преткновения тут являются позиции Росатома в плане постройки АЭС и США пока пытаются открывать дверь именно этим ключом.

Следует также отметить довольно занятный момент, что знаменитые программы НПО/НКО, «открытые общества», «Сорос и Ко» за прошедшие полтора года выступили в Центральной Азии довольно слабо.

Шума от них традиционно много, но по прошедшим выборам в Казахстане, Узбекистане, политическим баталиям в Киргизии их влияние как минимум не возросло. Хотя они прилично отметились вместе с украинской диаспорой рядом русофобских акций.

Это не означает, что им перекрывают финансирование - это невозможно в силу того, что эти НКО\НПО прямо встроены во внешнеполитические институты США, другое дело, что маневр у них сейчас несколько ограничен. Пока их решили задействовать в информационной кампании, связанной с проектами российских АЭС.

Дело в том, что, например, в Казахстане в качестве одной из базовых идеологем долгое время выступает тезис о важности денуклеаризации. Казахстан тут выступает на международных площадках как страна, пострадавшая от ядерных испытаний.

Не имеет значения дискуссия о том, насколько высока степень такой зараженности, важно другое - возможность использовать этот нарратив в международной политике. Теперь, когда пришло время строить АЭС по причине дефицита генерации этот тезис становится антагонистичным.

Было бы странно, если проамериканские НКО\НПО не ухватились бы за него, фактически препятствуя реализации проектов с атомом, связанных с Россией. В итоге дело может подойти к тому, что в Казахстане могут вообще провести по этому поводу референдум. Так по сути антисоветские нарративы через много лет бумерангом возвращаются к создателям.

Следить за попытками США подобрать ключи к региону надо, поскольку у Вашингтона всегда сохраняется опция переговоров, связанных с Афганистаном - это один из ключевых аспектов безопасности, который не может отбросить ни один из членов Группы Пяти. Эта проблема позволяет США всегда присутствовать в региональной политике, подбирая отмычки по другим направлениям.

Многие обратили внимание на то, что Китай и США провели встречу на Мальте, где Ван И и Дж. Салливан двенадцать часов обсуждали вопросы, которые не перетекли в публичное поле. Дж. Салливан – это один из реальных архитекторов внешней политики США. Вопросы не озвучила ни одна сторона, но именно с середины сентября Пекин активно запускает сообщения относительно будущего октябрьского форума «Один пояс – один путь».

Вообще, по неофициальному графику вторая половина осени, по идее, должна была быть посвящена очному саммиту ШОС. Но Пекин вполне логично решает вначале на форуме «Один пояс – один путь» провести своего рода «смотр рядов», где будет озвучивать конкретные инвестиционные программы и заключать политические союзы.

Это грамотный подход, поскольку Китай увидит пределы своих возможностей, а также сформирует свое ядро, базу, опираясь на которую, можно будет уже выходить и на близкий ШОС, и на другие внешнеполитические площадки.

Было бы, кстати, замечательно, если бы там получила оформление и континентальная ось «Иран – Китай – Россия». Не зря недавно были заключены соглашения с Сирией, которая очень рассчитывает на прямое и открытое китайское участие. Если проследить за политикой США в отношении Сирии и Ирака, то это прямой ответ Китая на результаты политики I2U2+ на Ближнем Востоке.

То, что Китай открыто с официальной экономической стратегией идет в Сирию – это сигнал для Вашингтона, проводящего политику финансового удушения – долларового голода, в отношении проиранских сил в Ливане, Ираке и официального Дамаска.

Китай понизил участие в ГА ООН и на саммите «Большой двадцатки», ведет очень сложные и закрытые переговоры на Мальте, держит своего рода паузу во внешней политике, готовя форум «Один пояс – один путь». Это показывает, что Пекин очень серьезно готовится ответить на изменения в раскладах на Ближнем Востоке, приобретениях США в плане ЮВА и Индии, успех в пристыковке к ЕС Турции. Все лишнее отброшено, все второстепенное отодвинуто.

Для России с нашей реактивной внешней политикой такой вдумчивый подход Китая очень позитивен, это означает, что китайцы готовятся к противостоянию с проектами США должным образом.