Пошли на поправку?
27.05.2015 16:37
Пошли на поправку?
Российско-американские отношения: от критического состояния к стабильно тяжелому.
За считанные дни в России побывали сразу трое высокопоставленных американских дипломатов. Сначала в Сочи госсекретарь Джон Керри встретился со своим коллегой Сергеем Лавровым и президентом Владимиром Путиным. Затем визит в Москву нанесли помощник главы Госдепа по делам Европы и Евразии Виктория Нуланд и спецпредставитель по Сирии Дэвид Рубинстайн. Такая интенсификация контактов дала повод для разговоров о том, что в отношениях России и США начинается новый этап, и диалог двух стран вскоре нормализуется. «Лента.ру» постаралась понять, так ли это на самом деле.
Каждый, кому в жизни выпало несчастье столкнуться с опасными болезнями или серьезными травмами, хорошо понимает разницу между «стабильно тяжелым» и «критическим» состоянием. Стабильно тяжелое состояние — значит, до выздоровления пока еще очень далеко, и позитивной динамики не прослеживается, но и непосредственной угрозы для жизни больного нет. Значит, пациента можно переводить из реанимации в общую палату и постепенно, шаг за шагом, добиваться этой самой позитивной динамики.
Другое дело — критическое состояние. У больного начинают отказывать жизненно важные функции организма, и без немедленного самого интенсивного лечения летальный исход практически предопределен. Тут уже последняя надежда на искусственные системы жизнеобеспечения — искусственную вентиляцию легких, искусственное кровообращение и так далее — все что угодно, лишь бы вытянуть пациента с того света.
Следуя медицинской терминологии, можно диагностировать, что российско-американские отношения оказались в критическом состоянии. На протяжении прошлого года были разорваны практически все контакты на государственном уровне, за исключением все более редких телефонных разговоров двух лидеров и периодических встреч глав внешнеполитических ведомств. Враждебная риторика с обеих сторон достигла такого накала, которого уже не помнят даже ветераны идеологических битв Холодной войны. В общественном мнении двух стран тоже произошли резкие сдвиги — теперь и в России, и в США воспринимают другую сторону в качестве главной угрозы национальной безопасности, более серьезной, чем угрозы международного терроризма или ядерного распространения. Впервые за многие десятилетия возможность прямого военного столкновения России и Америки перестала казаться безумной фантазией параноиков, обретя вполне реалистические сценарии и конкретные очертания.
Стремительная деградация отношений до критического состояния выглядит особенно удручающей (термин, который использовал недавно не склонный к патетике профильный замглавы МИД РФ Сергей Рябков) на фоне нескольких лет их стойкой ремиссии, вошедшей в историю как период «перезагрузки». Увы, ремиссия оказалась не полной, а всего лишь частичной, сменившись прогрессирующим обострением.
Можно спорить о том, когда именно произошла смена тренда. Весной 2011 года, после того как силы НАТО начали военную операцию в Ливии, весьма своеобразно интерпретировав соответствующую резолюцию Совбеза ООН? Или осенью того же года, при первых признаках принципиальных расхождений между Москвой и Вашингтоном по Сирии? Произошел ли перелом в мае 2012-го, когда Владимир Путин вернулся в Кремль? Или точка невозврата была пройдена летом 2013-го, когда Россия предоставила убежище бывшему сотруднику ЦРУ Эдварду Сноудену, а Белый дом отменил уже согласованный официальный визит Барака Обамы в Москву?
Ясно одно: сводить все к украинскому кризису было бы упрощением. Конфликт носит принципиальный характер и касается фундаментальных представлений о состоянии и перспективах развития международных отношений, об основах нового мирового порядка, о роли великих держав в мире, не говоря уже о демократии, правах человека и базовых ценностях. Украинский кризис спровоцировал переход болезни из латентной фазы в острую, но сама болезнь возникла гораздо раньше.
В каком-то смысле можно утверждать, что эта болезнь — генетически предопределенная, унаследованная нынешними политиками от их предшественников периода Холодной войны. Ведь даже в лучшие годы «перезагрузки» между Москвой и Вашингтоном сохранялись недоверие и взаимные подозрения, а высшее достижение тех лет — подписанный Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой Договор СНВ-3 — в полной мере сохранял логику советско-американских соглашений о ядерных вооружениях периода «разрядки» начала 70-х годов прошлого века. Под договором вполне могли бы стоять подписи Леонида Брежнева и Ричарда Никсона. Прорыва так и не получилось, как не получилось прорыва в экономическом сотрудничестве, в решении глобальных проблем или в урегулировании региональных конфликтов.
И было бы наивным полагать, что существует какое-то магическое лекарство, способное радикальным образом переломить течение болезни. Ни возможные компромиссы по украинским вопросам, ни предстоящая смена команды в Белом доме, ни потенциальные острые кризисы в различных точках планеты не приведут к быстрому и окончательному исцелению. По всей видимости, чтобы такое исцеление наступило, обеим странам придется пройти через длительные, сложные и болезненные процессы адаптации к новым реалиям XXI века, переоценки своей роли в международных отношениях, критического переосмысления своего прошлого и преодоления многих иллюзий и предрассудков, унаследованных от минувшего столетия. Эти процессы неизбежно растянутся на долгие годы, если не на десятилетия.
Однако значит ли все вышесказанное, что болезнь вообще не поддается лечению? Разумеется, нет. Хотелось бы надеяться, что состоявшиеся в середине мая в Сочи переговоры российского руководства с государственным секретарем Джоном Керри и последующие визиты в Москву высокопоставленных представителей США Виктории Нуланд и Дэниела Рубенстайна — согласованная попытка обеих сторон перевести двусторонние отношения из критического в стабильно тяжелое состояние. Попытка, основанная на осознании того факта, что дальнейшее усугубление российско-американского кризиса чревато непредсказуемыми последствиями не только для Москвы и Вашингтона, но и для всего мира.
Что для этого нужно сделать? Рецепты выхода из критического состояния не новы, процедуры давно проверены практикой, все дело в настойчивости врачей и в желании больного жить, пусть даже перспектива окончательного выздоровления выглядит сегодня иллюзорной.
Во-первых, необходимо восстановление полномасштабного российско-американского диалога. На разных уровнях и с разными участниками — от военных до парламентариев, от чиновников до представителей спецслужб. Восстановление диалога — не уступка одной стороны другой, и тем более — не одобрение политики другой стороны. Но отсутствие диалога неизбежно порождает недоверие, страхи, создает дополнительные риски.
Во-вторых, крайне важно приглушить враждебную риторику — хотя бы на официальном уровне. Ведь эта риторика задает стандарты для СМИ, влияет на общественное мнение, апеллирует к застарелым комплексам и темным инстинктам национального самосознания. Причем приобретает собственную логику и собственную инерцию, которую все труднее обратить вспять.
В-третьих, надо постараться в максимальной степени оградить сохраняющиеся позитивные аспекты российско-американских отношений от негативного воздействия нынешнего кризиса. Это касается, например, двустороннего сотрудничества по проблемам Арктики, ряда приоритетных для обеих стран научных проектов, университетских партнерств или взаимодействия муниципалитетов двух стран. Конечно, полностью изолировать все эти аспекты от общего негативного политического фона вряд ли получится, но стремиться к этому можно и нужно.
В-четвертых, высокий градус российско-американской конфронтации может быть понижен за счет участия обеих стран в многосторонних форматах — таких как «Большая двадцатка», АТЭС, международные экономические и финансовые институты. Не случайно, что именно в многостороннем формате был достигнут прогресс в решении иранской ядерной проблемы, в многостороннем формате идут переговоры с КНДР, обсуждаются проблемы Сирии и так далее. Этот формат позволяет обеим странам демонстрировать больше гибкости, избегая видимости односторонних уступок друг другу и опираясь на многосторонний консенсус.
В-пятых, весьма актуальным, хотя и нелегким делом, должно стать возрождение и развитие диалога российского и американского гражданских обществ. Тут, наверное, обе стороны могли бы пойти на определенные сдвиги в своих позициях: Россия — отказаться от восприятия любой американской некоммерческой организации как еще одного инструмента в руках Госдепа или ЦРУ, а Соединенные Штаты — перестать сводить российское гражданское общество к небольшому числу своих традиционных партнеров, нередко тяготеющих к внесистемной политической оппозиции.
В-шестых, очень актуальна задача укрепления и развития русистики в США и американистики — в России. Профессиональные сообщества в двух странах уже давно испытывают значительные финансовые трудности, а сегодня к ним добавляется еще и деформирующий политический контекст. Грань между экспертом и пропагандистом, между академической наукой и околонаучной публицистикой становится практически неразличимой. Снижение качества независимой экспертизы или малая востребованность такой экспертизы объективно уменьшают шансы на перевод российско-американских отношений в конструктивное русло.
Наверное, список лекарственных препаратов, витаминов и медицинских процедур, способных вывести российско-американские отношения из состояния нынешней комы, можно дополнить. Ни один из рецептов не является универсальным. Ни один не гарантирует окончательного выздоровления. Но сегодня об окончательном выздоровлении речь и не идет — большим достижением будет перевод наших отношений в стабильно тяжелое состояние. Только достигнув его, мы обретем возможность ставить перед собой более амбициозные стратегические задачи.
Автор: Андрей Кортунов генеральный директор Российского совета по международным делам (РСМД)
