Укрепление экономики Турции, синергия финансистов и ближневосточный кризис

27.10.2023 09:37

Укрепление экономики Турции, синергия финансистов и ближневосточный кризис

Война между движением ХАМАС и Израилем, которая грозит перейти в фазу интенсивных городских боёв, активизировала турецкую дипломатию. В Анкаре хорошо понимают, что при сложении определённых условий, посредническая деятельность и игра на интересах даже противоположных сторон может принести хорошие плоды и помочь Турции нарастить влияние и в Африке, и на Ближнем Востоке.

Для Р. Эрдогана это важно и тем, что уже несколько лет экспансия Турции в эти регионы стоит на месте, а конфликт в Судане даже понизил турецкое влияние.

С точки зрения обзоров экономистов и политических обозревателей, у России и Турции можно найти много общего. В частности, экономику обеих стран регулярно хоронят: российские обозреватели — экономику турецкую, а западные — российскую. Ни та, ни другая экономическая система помирать никак не желает, хотя и выдающихся успехов не демонстрирует.

Каждая система борется за выживание своим особым способом, и у турецкой экономики имеются не самые плохие шансы не только выйти из очередной инфляционной спирали, но и серьёзно «протолкнуть» себя на Ближнем Востоке и в Африке. Причём, в отличие от прошлых лет, западные финансовые институты теперь в этих начинаниях Анкару опосредованно готовы поддержать, давая возможность выйти из круга финансовых проблем.

Поэтому имеет смысл рассмотреть те шаги, которые за последние полгода предпринял кабинет Р. Эрдогана, их промежуточные результаты и то влияние, которое они могут оказать на возможность реализации Анкарой внешнеполитических амбиций в новых обстоятельствах.

Нет никакого сомнения, что Турция будет самым внимательным образом следить за тем, перерастёт ли операция в секторе Газа во что-то большее, и за всеми нюансами переговоров вокруг неё, ведь при некоторых вариантах есть шансы, что Иран и Египет окажутся втянуты в затратный виток эскалации.

Всё это напоминает небезызвестную игру Го, где игрок, который увлечённо захватывает игровое поле, в итоге допускает ситуацию, когда его визави стоит поставит всего несколько фишек, чтобы перевернуть разом значительную часть фишек первого игрока на свой цвет.

Такие ситуации выпадают политикам раз в несколько десятилетий, а Р. Эрдоган слишком опытный актор, чтобы не попробовать подождать под тонким льдом, дождавшись, пока тот сам треснет под весом конкурентов. Ведь именно Иран и Египет являются сегодня для Анкары главными региональными ограничителями.

В палестино-израильском противостоянии Анкара может дорого продать свои услуги таким игрокам, как США, которые впервые за последние годы оказались в ситуации, когда на Совете по правам человека в ООН половина делегатов выходит из зала, а также Великобритании, которую многие (кстати, не без оснований) вообще считают чуть не главным теневым модератором современности.

Возьмут «на карандаш» в Анкаре и заявления из стен Европарламента, где призвали «расследовать роль Ирана, Катара и России в разжигании конфликта на Ближнем Востоке.»

Роль Катара призвали расследовать как раз тогда, когда Доха и Брюссель достигли соглашения о гарантированных дополнительных поставках природного газа на 35 млрд куб. м.

Европарламент не в первый раз демонстрирует подобные «стратегические глубины» мысли. И хоть не турецкий лидер «нанимал на работу» этих удивительных людей, но Р. Эрдоган не будет собой, если в очередной раз не монетизирует в этом случае свои отношения и с Катаром, и с ЕС.

Реализация турецких возможностей при умеренном или радикальном сценарии будет основана на тыле — экономической базе, которую многие аналитики считают слишком шаткой. Но, может быть, как и в ситуации с последствиями землетрясения, президентскими выборами и т. п., и экономическая база Турции является не столь уж и слабой?

Вспомним, что ещё совсем недавно с разных площадок утверждалось, как новая команда «монетаристов», которую Р. Эрдоган поставил на вершине экономического блока, «добьёт» турецкую экономику высокой ключевой ставкой. Что ж, ставка с июня месяца доросла уже до 30 %, и снова турецкая система не хочет сдаваться, при том что резкого торможения инфляции не произошло.

Общая проблема турецкой экономики, от которой зависят все остальные плюсы и минусы — хронический дефицит долларов (как, впрочем, и ЕВРО). Если до КОВИД-19 он составлял обычно 65-70 млрд долл., то за последние три года стабильно находится на отметке под 100 млрд долл. Приток экспортной валюты не покрывает покупку необходимых товаров и услуг.

Позволить себе политику, аналогичную российской, Анкара не может — у неё просто нет источников базового сырья. Соответственно, Турция в той или иной степени вынуждена прибегать к практике старого как мир меркантилизма, стимулируя любой приток долларовой (или Евро) массы в страну.

Здесь в ход шли как понятные решения, вроде стимулирования льготного ипотечного кредитования для иностранцев (во что одно время коммерсанты Турции даже заигрались, понастроив избыточные площади) и работы с диаспорами в Европе, выступающими как один из источников дохода.

Не в пример нашим денежным властям в Турции работают и с валютной выручкой, поскольку компания может просто лишиться оборотного кредитного ресурса, не продав валюту в положенном объёме и в положенные сроки. При этом выкупить её снова можно было только через определённый период.

Вынужденной мерой было и поддержание низкого для Европы уровня оплаты труда в 550-650 долл., при довольно высоких ставках на базовые услуги. Активно практиковалось привлечение долларовых займов под государственные и муниципальные обязательства, под практически нулевые ставки кредитов в турецкой лире.

Не стоит сбрасывать со счетов и то, что Турция не меньше Ирана использовала торговлю на Ближнем Востоке как источник для втягивания долларовой массы. Весь торговый оборот на севере и северо-востоке Сирии, а также как минимум половина торговли Иракского Курдистана завязаны на Турцию, в том числе на турецкий банкинг. Товары поставляются, доллары забираются, а турецкая лира остаётся.

К нетрадиционным, но весьма действенным способам можно было отнести практику прошлых лет, когда Турция буквально «натягивала» показатели промышленного роста, плавая между низкой ключевой ставкой и высокой инфляцией.

Казалось бы, вещи не очень совместимые, однако именно такой подход позволял для инвестиционных фондов держать показатели роста ВВП на уровне 6-7 % в год. Ведь формально добавленная стоимость турецкой продукции отличалась в самую положительную сторону — в среднем год от года +12 %, 14 % и даже +17 % к отраслевой по Европе.

Да, инфляция шла по пятам, но туркам надо было изо всех сих сохранять соотношение между инфляцией издержек и конечных цен, они не должны были прийти в равновесие. Иначе бы вся конструкция обваливалась. И вот эти показатели Турции удавалось держать в прошлые годы. Удаётся и в нынешнем году, в том числе и осенью. Они были зашкаливающими, даже для наблюдателей шокирующими, приближаясь к отметкам в 100 % и даже выше, но сохранялась структура, позволяющая, в свою очередь, сохранять потребление.

Такое положение позволяло привлекать средства как аравийских суверенных фондов, так и инвестиционных корпораций ЕС и США, а ещё довольно свободно привлекать инвестиции от Европейского банка. Даже в «ковидное» время в Турции запускались высокотехнологичные стартапы, причём десятками крупных проектов, не говоря уже об инвестиционных решениях локального масштаба. Собственно, куда переместились в итоге многие российские релоканты? В Турцию. Покатались, поездили, а осели в Турции.

Какой бы ни была активной подобная ежегодная гонка за деньгами, каждый раз у Анкары не хватало «гвоздя в кузнице» — 20-24 млрд долл. И каждый год Турция ближе к августу начинала новый торг с Россией за цены на сырье, визиты дружбы к аравийцам, и прежде всего в Катар, а также новые переговоры с Европейским банком.

Конечно, будь Турция членом ЕС, ей бы с её 85 млн населения и гипотетическим ежегодным вкладом в общую экономику ЕС в теории можно было бы рассчитывать и на обратные субсидии в размере примерно 22 млрд долл.

Однако есть проблема — эти субсидии распределяются на покупки товаров стран-лидеров ЕС, зато энергосистемы и сельское хозяйство де-факто перестают контролироваться из национального центра, как, впрочем, и таможенные платежи, плюс вся промышленность встаёт в рамки жёсткой системы сертификации.

Но это, собственно, то, чего Анкара всеми силами и стремится избежать, не желая быть «второй Польшей». При этом 12-17 млрд долл. европейского кредита турки и так собирают под свои показатели регулярно.

Поэтому вся дискуссия о том, надо или не надо Турции вступать в ЕС, и надо ли это вступление самому ЕС, — есть долгий торг об отдельной двусторонней форме экономической кооперации. В этом плане Турция близка по позиции к Великобритании, только ей не требуется поддерживать столь высокий уровень жизни, поэтому такая «отдельная форма кооперации» для Лондона пока убыточна, а для Турции в обозримом будущем в целом выгодна.

Не менее важно и то, что вступление в ЕС заблокирует для Анкары амбиции в Средиземном море, где вопрос границ означает доступ к углеводородам и выход из порочного круга, порождённого долларовым голодом.

Где-то и как-то Анкаре требовалось решить либо один вопрос (добыть денег), либо второй (добыть сырье), либо в идеале все вместе. И вот после выборов мы наблюдаем, с одной стороны, довольно напряжённого Р. Эрдогана на саммите НАТО. Эту напряжённость и даже нервозность отметили все обозреватели.

Связали это с позицией вступления в НАТО Швеции и Финляндии. Но мало кто обратил внимание, что после череды повышения ключевой ставки, с августа по октябрь крупнейшие инвестиционные фонды уже второй раз собираются в Турции. Так или иначе, все эти финансовые монстры и раньше присутствовали в турецком бизнесе, а Goldman Sachs практически каждый год поддерживал Р. Эрдогана в его «денежном турне».

Но что мы видим на цифрах? Годовой показатель по издержкам — 47,5 %, по потребительским ценам — 61,5 %. Да, в целом турецкая лира продолжила ослабление, но относительно динамики в конце прошлого – начале этого года с прогнозом по росту цен в 85 % и 110 % это очень существенный рывок, при сохранении ценовой структуры. Но откуда он взялся, если и ставка выросла, и вроде как потребление должно сокращаться? Это значит, что долларовая масса не только пришла на рынок, но и то, что операторы понимают — этот приход не разовый, не в моменте, как это было в прошлом.

Впрочем, даже замедление экономической активности в таких условиях и с такими сигналами для Р. Эрдогана не является критичным. Ему на самом деле надо не проесть этот приток, а потом искать заново недостающую ликвидность, а накопить её, получив гарантии и даже своего рода график постоянных поступлений. И уже опираясь на эту базу, войти в 2024 г. с устойчивым, пусть и небольшим, долларовым профицитом. В принципе, ему надо показать хорошую динамику к концу первого квартала следующего года — далее к крупным финансовым институтам подтянутся и другие игроки.

Так что турецкую экономику не просто рано хоронить, а следует весьма крепко подумать, в какую сторону со следующего года развернётся турецкая экспансия. Понятно, что США таким образом цементируют свой макроэкономический кластер, но в Вашингтоне не могут не понимать, что это та опора, на которую Р. Эрдоган встанет непременно в реализации своих устремлений. Весь вопрос в синергии действий. И здесь надо хорошо просчитать те обязательства, которые взял на себя турецкий президент этим летом. Публичными они никогда не будут, и здесь надо смотреть на шаги в политическом поле.

Сегодня, в силу многих причин, тема Украины занимает основное пространство, также Турция остаётся активна в плане Закавказья, хотя там Анкаре и Баку осталось уже только «догрызть» вопрос Зангезурского коридора.

Однако для самой Турции в нынешних условиях куда как важнее именно африканский бросок на юго-восток — там находится углеводородная кладовая, так нужная Анкаре, и там же находится потенциальная ось для поддерживаемого Турцией и Катаром движения Братья-мусульмане (запрещено в РФ).

Оставайся обстановка прежней, финансовые вливания Запада в Турцию, скорее всего, были бы направлены строго в направлении Ирана и отчасти России. Но в текущих условиях, когда ближневосточную стратегию США неизбежно придётся корректировать, слишком велика становится синергия устремлений Катара, Турции, США и даже Великобритании с ЕС. Здесь каждая сторона может получить свой стратегический максимум, удивительным образом не мешая друг-другу. И только один игрок тут становится «камнем в ботинке» — Египет.

На первый взгляд, всё это даже работает в плюс для России и даже отчасти Ирана, только этот взгляд, если и верный, то на короткой дистанции. Если такие разные и одновременно крупные игроки найдут в итоге формулу баланса, связав Египту руки под грохот боёв в палестинской Газе, то китайские проекты под общим названием «Один пояс — Один путь» ждут сложные времена. При этом надо понимать, что и выделять средства на украинский фронт Запад ещё долгое время не перестанет, как и учитывать то, насколько российская и иранская экономики теперь зависят от темпов экономического роста в Китае.