Звенья одной цепи

Звенья одной цепи

Для начала необходимо отметить, что масштабы происходящих волнений в Иране — как бы ни хотелось противникам Исламской Республики иного — значительно меньше тех, в которые оценивался размах сходных протестных движений около двух лет назад. Хотя и тогда и сейчас возникало и возникает немало алармистских комментариев и даже сценариев, кульминацией которых неизменно становится «свержение антинародного режима».

Давая оценку происходящему в Иране, нельзя не обратить внимание на синхронно происходящие массовые протестные движения в соседних Ираке и Ливане, в Грузии и во Франции, в Боливии и Гонконге. Среди западных наблюдателей уже имеют место попытки внедрить в масс-медиа образ «арабской весны-2», хотя, конечно, кроме Ирака и Ливана к арабскому миру можно с определённым сарказмом отнести разве что Францию… Когда-то Збигнев Бжезинский писал о том, что «движущей силой изменений на земле станут массовые низовые движения, которые повсеместно приведут к торжеству демократии и западной модели». Пока подобного не произошло нигде. Среди граждан всех стран нарастает запрос на социальную справедливость, на то, чтобы государство работало эффективнее, эта тенденция создаёт мобилизационный ресурс любого рода протестов.

Если вернуться к Ирану, то основные участники эпизодических беспорядков уже ряда лет — это маргинализованная часть городских жителей, включая значительный сегмент студенчества, и привыкшая жить в сфере мифов часть национальной интеллигенции, то есть те слои общества, которые не столько обладают традиционной ментальностью, как иногда принято считать, сколько умеют её симулировать. Думаю, что среди вышедших на улицы иранских городов протестующих таковых было большинство. Никакие волнения и беспорядки не распространяются за пределы городов, сельское население к их лозунгам относится индифферентно, что лишний раз подчёркивает маргинальность митингующих. Подобное движение не может отражать волю народа, доля активных участников движения в обществе пренебрежимо мала, оно только имитирует народную волю, выполняя вполне конкретный заказ извне.

Причастность внешних сил к организации беспорядков вряд ли может вызывать сомнения, хотя, судя по всему, в западных «мозговых центрах» проработка сценариев такого рода заметно снизила свою производительность. В рамках этих сценариев вокруг Ирана развёрнута и классическая информационная война, собственно, не прекращающаяся уже четыре десятка лет. Как обычно, нагнетается истерия о массовости волнений, идёт вал чаще всего жестоко отредактированных видео с мест. Эффект массовости создаётся давно известными специалистам средствами, фото- и видеоматериалы явно акцентируют внимание на эпизодах событий, максимально демонстрирующих агрессию, применение участниками событий силовых действий: поджоги, погромы и т.п.

Вообще-то, грандиозность и значимость любых массовых движений сегодняшнего времени определяется вовсе не количеством участвующих людей и их мотивациями, не логистикой организации этих движений и даже не финансированием, имеет ли оно внутреннее происхождение или это спонсорство внешних акторов.

Значимость и эффективность массовых движений обеспечивается массовыми же коммуникациями, и в этом контексте одной из наиболее точных, наиболее эффективных контрреакций руководства Ирана стало ограничение мобильной связи и интернета.

Анализируя внешнее информационное сопровождение событий, можно заметить — и это очень важный момент, — что интерпретаторы стремятся максимально политизировать идеологическую составляющую протестной активности, забывая порой то, что, собственно, сподвигло выйти на улицы большинство митингующих, — социально-экономический подтекст. Мало кто способен отметить и такой факт: стоимость автомобильного бензина, повышение которой стало поводом для беспорядков, была и остаётся в Иране одной из наиболее низких в мире.

Повышение цен на бензин в Иране напоминает введение топливного налога во Франции, спровоцировавшего движение «жёлтых жилетов», но, кажется, прогнозов о новой французской революции никто ещё не делал…

Тем не менее социально-экономический подтекст заставляет обратить внимание на эндогенные факторы. Никакое внешнее воздействие не будет иметь смысла без точек опоры внутри страны. Эти точки опоры в Иране некритичны сами по себе, они не решающие, но они непростые и усугублены фактором вполне экзогенным: американскими санкциями. Многократно и многие годы наблюдая эту страну, могу ответственно сказать, что уровень социальной направленности иранского государства значительно выше, чем у любой постсоветской страны, подавляющего большинства других стран. Существующие на этот счёт массовые стереотипы в расчёт не берутся, представления миллионов людей об Иране, построенные на телерепортажах или мнениях ангажированных авторов на интернет-ресурсах, не могут быть основанием для понимания страны.

Нет оснований сомневаться в причастности к организации этих событий различных структур, в первую очередь спецслужб, как минимум четырёх стран — США, Израиля, Саудовской Аравии, Великобритании. Наверное, ещё более опасными, нежели прозападные светские пассионарии, являются инкорпорируемые в эти движения террористические группы, пусть они и немногочисленны и не обладают большим ресурсом. В ходе событий наверняка будет зафиксировано участие таких групп, как «Моджахедин-э Халк» и «Федаян-э Халк». Когда-то они позиционировали себя как партии левого толка и успешно сотрудничали с КГБ СССР в борьбе с шахским режимом, но затем переметнулись под кураторство ЦРУ США и выполнение заказов израильского «Моссада» и саудовской «Аль-Мухабарат Аль-амма». К нынешнему времени обе являются террористическими, хотя в США и Великобритании из списков таковых исключены.

Есть и более свежие радикальные религиозные и террористические группы, в таком контексте в иранских источниках упоминаются очень малочисленные Arab Liberation Movement of Ahwaz, Ansar al Furqan, Ahwaz Martyrs Brigade, Kata’ib Ahrar al Ahwaz. «Моджахедин-э Халк», к слову, имеет тренировочные базы в приграничных с Ираном западных провинциях Афганистана — Герате, Нимрузе, которые вместе с американскими кураторами и афганскими силовиками регулярно посещает лидер этой группы Марьям Раджави.

Возможно, как раз причастность террористических групп объясняет тот факт, что нынешние беспорядки в Иране имеют заметный криминальный и силовой (со стороны протестантов) компонент.

Очень любопытно выглядит слабость в этих событиях политической риторики. В событиях двухгодичной давности, когда поводом для протестов было повышение цен на яйца, звучали лозунги, призывающие к свержению и верховного лидера, и правительства, и множество требований внешнеполитического характера: от прекращения поддержки ливанской «Хезболлы» до «Марг ба Русия» («Смерть России»)…

Теория «относительного ухудшения положения социальных групп» (relative deprivation theory) гласит, что революции и народные волнения происходят, как правило, не там, где люди живут перманентно плохо, а там, где они понимают (или представляют), что могут жить лучше. Власти Ирана были вынуждены пойти на непопулярные меры ввиду падающих доходов бюджета, которые резко сократились после решения США от 2 мая текущего года отменить временные разрешения на импорт нефти и газового конденсата из Ирана для ряда стран (Китай, Индия, Япония, Южная Корея, Турция, Греция, Италия). Объём нефтеэкспорта Ирана в настоящее время колеблется на уровне 500 тыс. баррелей в сутки, к примеру, в 2017 году этот показатель составлял около 2,5 млн баррелей.

Понимание сложности социально-экономической ситуации есть в иранской политической элите: в отношении нынешней кризисной ситуации нет расхождений, например, между условными «консерваторами» в лице верховного лидера ИРИ и «демократами», представленными президентом Хасаном Роухани. Это важно понимать при выстраивании сценариев последующего — даже если быть законченным пессимистом: консолидированность иранской элиты при всей её высокой плюралистичности демонстрирует устойчивость власти в целом: конкуренция элит происходит в рамках одних и тех же базовых ценностей, одной и той же институциональной системы.