Памяти последнего романтика перестройки

24.07.2017 09:12

Памяти последнего романтика перестройки

Умер Артем Тарасов. Трагически и нелепо.

Один из первых легальных бизнесменов страны, инженер, помощником которого начинал ныне знаменитый олигарх Вексельберг, казалось бы, все время окруженный людьми и интересами – умер один.

Предельно деятельный - умер незаметно даже для близких.

Развивавший и пропагандировавший новых технологии в медицине, публично собравшийся жить до 200, а то и 250 лет, - умер от воспаления легких, в ожидании еще советского антибиотика ценой 69 рублей.

Что может быть более наглядным признаком полного жизненного краха, глумливой насмешки судьбы?

С формальной точки зрения: если смотреть на буквы в анкете, отворачиваясь от духа, который они несут.

Артем Тарасов был последним романтиком перестройки.

Подошедшим к вульгарной перепродаже компьютеров с системностью и отвагой советского инженера – и обеспечившим ими судебную систему великой страны.

Он был далеко не первым – и даже не самым крупным – миллионером: в силу романтизма он стал первым легальным миллионером – и тогда еще партийные либеральные реформаторы не смогли простить ему того, что он воспользовался открытыми ими возможностями.

А потом он сорвал первую из попыток отдать Курилы Японии.

Он так гордился этим и так много говорил об этом, что это стало казаться сказкой, - но горбачевское руководство действительно было готово и к этому тоже, а поднятый Тарасовым скандал сделал этот «шаг к взаимопониманию и освобождению от груза тоталитарного прошлого» невозможным.

Его неприятности проистекали из романтической веры в закон – сначала советский, потом британский. Он не построил бизнес-империю – и даже не пытался толком сделать это. Случайно попав в глобальный клуб миллионеров, он, похоже, так и не понял – не удосужился понять – принципов его устройства и смысла его существования, занявшись созерцанием его внешних, поверхностных признаков.

Не потому, что был глуп – он был очень умен: потому, что ему было неинтересно.

Романтик не бизнесмен: ему становится скучно делать деньги.

Романтик не буржуа: ему становится скучно потреблять – и Тарасов не стеснялся искренне удивляться этому своему чувству.

Ему было скучно в обеих его эмиграциях, и он, без преувеличения человек мира, рвался домой: только там романтик может выполнить свое предназначение.

Улучшить жизнь людей и войти в их будущее - не памятником, но важным улучшением.

Таковы советские инженеры.

(Они были и прошли, но, если мы справимся со своим долгом, они еще будут.)

А Тарасов, вернувшись в Россию, занялся поиском и поддержкой сверхпроизводительных, «закрывающих» технологий, созданных в советском ВПК по крайней необходимости, но потом отвергнутых официальной обюрокраченной наукой.

Он даже скупил облигации советского госзайма, поверив юридическому недоразумению, по которым государство обязано их оплатить, не для своей прибыли, - а чтобы власть направила эти деньги на развитие технологий.

И эти технологии, - по крайней мере, некоторые из них, - действительно спасали людей.

А что они не спасли его – так это вечная история: сапожник без сапог, да и энтузиазм, когда становится чрезмерным, смертельно опасен.

Артем Тарасов был хорошим человеком.

Возможно, многие знавшие его ближе и по-другому, - сотрудники, женщины и партнеры по бизнесам, - могут сказать другое, однако я знал его как человека, совершенно не похожего на себя и чуждого себе, но мечтавшего о лучшем для всех, а не для себя, и стремившегося к чуду, которое должно стать такой же обыденностью, как самолет или пенициллин.

Счастья для всех, и пусть никто не уйдет обиженный!» - когда-то сказанное Стругацкими, это было мечтой и Артема Михайловича Тарасова.

От него не осталось ни учения, ни бизнес-империи, ни обычной империи, не мириада фанатичных последователей.

Но от него осталась мечта – и дело, подкрепившее эту мечту.

Он не запантентовал ее, он не уделял ей должного внимания, не хвастался ей (в отличие от многой ерунды) и даже не говорил о ней толком, - но прожил последнюю треть жизни ради нее.

Когда она станет скучным повседневным бытом, предметом страхования, мелких мошенничеств, небрежности и кляуз на недостаточно комфортное обслуживание, никто не вспомнит о «технологиях Тарасова», не повесит мемориальные доски, не назовет его именем даже самого замусоренного переулка в промзоне, не включит его в учебник даже нечитаемой сноской. Это не было бы чрезмерной несправедливостью, если бы его просто поблагодарили (ибо технологии создавали и развивали, в том числе и рискуя жизнями, другие, а он их «просто поддерживал»), - но мы знаем историю: не скажут и спасибо.

Однако люди будут жить, - счастливо или нет, хорошо или плохо, с пользой или бездарно растрачивая свои годы, в войне или мире, но отчетливо дольше, - благодаря ему.

И мне кажется, он будет этим более чем доволен.
 

Михаил Делягин