«Сдвиг в сторону гордости и парадности»

27.04.2015 08:02

«Сдвиг в сторону гордости и парадности»

Как пропаганда изменила первоначальный смысл Дня Победы.

В подмосковном городе Сергиев Посад 18 апреля за двусмысленные высказывания о героях Великой Отечественной войны уволили руководителя местного «Агентства культурного и социального развития» Наталью Ганину. Ранее в интернет попал ролик, в котором она заявляет, что не понимает смысла понятий «герой» или «родина». Накануне юбилея Победы слова чиновницы вызвали широкий общественный резонанс. Чем стал для нас День Победы? Почему мы по-разному воспринимаем слова о героях и патриотизме? А главное — как изменился смысл самого праздника за 70 лет? На эти и другие вопросы «Ленте.ру» ответил социолог, доктор философских наук, директор Аналитического центра Юрия Левады Лев Гудков. Также тему прокомментировали историки Александр Галкин и Никита Соколов.

«Лента.ру»: Чем для страны является сейчас День Победы? Какой смысл в него вкладывают сегодня?

Гудков: Этот праздник неразрывно связан с победой Советского Союза над гитлеровской Германией. 
А победа — центральный опорный символ и основание для национальной гордости.

Других оснований нет?

Надо признать, каких-то заметных достижений у нас действительно нет. По крайней мере, в последние десятилетия. Поэтому День Победы становится все более значимым как в системе пропаганды, так и в системе легитимации власти. Нет других оснований, кроме постоянных отсылок к данному событию, к этой дате. Так происходит коллективное национальное самоутверждение. Важно понимать, что это не только победа над фашистской Германией, но и победа над Западом. СССР сделал то, что не смогли сделать все прочие западные страны. Очень символичное событие. И такое символичное значение Дня Победы постоянно увеличивается последние 20 лет. Сегодня это главный национальный праздник, не считая Нового года.

Но что данный праздник значит для обычного россиянина? Память о жертвах, страданиях, самой войне или гордость за величие государства?

Здесь и память о погибших, и о страданиях, которые пережила страна, но главное все же — торжество и гордость. То самое национальное самоутверждение над другими странами. В каком-то смысле демонстрация силы и величия России по сравнению с другими народами, и даже морального права диктовать свою волю другим странам. Так было в Советском Союзе в отношении стран Восточной Европы, так происходит и сейчас. Теперь, правда, добавилась обида за непризнание этого права.

Но ведь раньше такой парадности не было. Люди просто вспоминали то время и рядовых Петровых и Ивановых, которые прошли от Москвы до Берлина.

Сразу после войны праздник на самом деле являлся семейным. Уже в 1947 году Сталин сделал этот день рабочим. И последующие 20 лет День Победы находился в тени Первого мая — чисто коммунистического праздника. Тогда в этот день люди в семейном кругу вспоминали о тяжелом времени, о близких, которые не вернулись с войны. Но Брежневу очень важно было легитимизировать свою власть, опираясь на близкие людям традиции. Он заново поднял этот праздник, сделал его выходным днем. Тогда же началась мощнейшая пропагандистская кампания «Никто не забыт! Ничто не забыто!». Важно, что к 1965 году произошла смена поколений и для молодежи этот праздник получил уже более общее символическое значение. Понемногу он потерял непосредственную связь с войной и все сильнее наполнялся символизмом, каким-то универсальным смыслом победы.

И люди легко приняли новый смысл?

Не забывайте о пропаганде. Вспомните кинематограф тех времен. Это была уже не окопная правда рядового бойца, а масштабные эпопеи — такие, как «Блокада», «Горячий снег», «Освобождение». Там уже главными героями становились не столько люди, сколько события, процессы. Тогда же появились мемуары генералов и маршалов, которые давали общую панорамную картину победы. Эдакий взгляд из Генштаба. Лейтенантская проза с ее непарадной правдой, напротив, планомерно вытеснялась на периферию литературного пространства. Эта тематика долгое время была табуирована. Сильно цензурировались данные о потерях, жертвах среди мирного населения. Всякие попытки поставить вопрос о цене войны и мере ответственности руководства за неоправданные потери жестко пресекались. В итоге люди все меньше и меньше вспоминали о повседневных тяготах войны, включая голод, тяжелый труд и огромные потери. Образ победы все больше и больше приобретал парадно-барабанный характер.

Разве те времена не закончились? Читатели получили доступ к лейтенантской прозе, а историки — к архивным документам.

Да, все это появилось, в том числе работы историков, которые попытались рассмотреть проблему с разных сторон. Началась работа по реальной оценке потерь. Но продолжалось это недолго. Где-то к 2005 году окончательно побеждает чисто идеологическая, парадная версия войны с громкой риторикой. Война и победа становятся предметом патриотического воспитания. Разговоры о цене победы и оборотной стороне войны снова вытесняются из общественной дискуссии. Начинается борьба с фальсификациями истории, которая направлена, по сути, на запрещение всех прочих версий, кроме официозной.

Окопную правду приравняли к фальсификациям?

Увы… Это так. То, что написал фронтовик Лев Копелев в своей книге «Хранить вечно», сегодня у нас могут расценить как уголовное преступление. Сегодня очень трудно обсуждать тему войны, если в данных разговорах не слышится парадных маршей. Это не значит, что историки не работают, но результаты исследований недоступны широкой публике.

Выходит, Неизвестный Солдат у кремлевской стены для государства важнее, чем рядовой 22-го стрелкового полка Василий Попов, погибший под Вязьмой?

Выходит, что так. Культ георгиевской ленточки с соответствующей ритуально-церемониальной атрибутикой полностью заслонил реального солдата, его личную жертву и боль. Индивидуальный подвиг потерялся на фоне большой и громкой государственной Победы.

***

«Лента.ру» также попросила прокомментировать эту тему историков Александра Галкина и Никиту Соколова.

Никита Соколов — кандидат исторических наук, публицист.

До того как День Победы стал превращаться в то, каким мы видим его сегодня, он имел несколько иной смысл. Носителями данного смысла были фронтовики, люди, прошедшие войну под огнем, на передовой, знавшие ее окопную правду. В этот день они говорили не о победе, а о войне. Основное место в их памяти занимала именно война. Но она была для этих людей не героическим эпосом, а страшным преступлением. Фронтовики не любили об этом говорить и даже с близкими старались не делиться воспоминаниями о том времени. А если и приходилось, то рассказы эти были очень скупыми, без подробностей и деталей. И единственный вывод, который диктовала их память: «Нет! Больше никогда это не должно повториться!»

Со временем память о войне была заменена горделивой идеологемой, в центре которой была Великая Победа. Она принадлежала уже не фронтовикам, а системе и представляющей ее власти. Из этой горделивой идеологемы следовал совсем иной вывод: «Ура! Мы всем накостыляли, и еще накостыляем. И можем прямо сейчас». Смысл Дня Победы изменился.

Поменялись и носители смысла. Примерно до 1965 года в народном сознании это были фронтовики, которые выделялись среди прочих участников войны и пользовались особым авторитетом и доверием. Но к 1985 году, за счет расширения ветеранских льгот, ветеранов стало в четыре раза больше, чем было фронтовиков в 1945-м. С тех пор памятью о войне все чаще стали делиться люди, которые фронтового опыта не имели. У них был иной опыт и совсем другие воспоминания. Один батальонный разведчик, посмотрев чрезвычайно помпезный парад в честь 20-летия Победы в 1965 году, назвал все происходящее эстетикой штабных писарей.

Сегодня государство активно поддерживает и укрепляет идеологему Великой Победы, уделяя особое внимание ее символике и атрибутике. Почему? Наверное, потому что, кроме Великой Победы, не осталось никаких иных символов величия страны и единства ее народа. Все прочие обветшали и пришли в негодность.

Александр Галкин — фронтовик, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института социологии РАН

В послевоенные годы восприятие праздника Победы сильно отличалось от сегодняшнего. Тогда внимание государства к этой дате было минимальным, отношение власти к фронтовикам — весьма равнодушным, а празднование Дня Победы и вовсе отменили. Судя по всему, руководство страны опасалось успешных военачальников и фронтовых офицеров, побывавших в европейских странах. Считали, что они не очень-то благонадежны, и не желали лишний раз вспоминать их подвиги и заслуги.

Для людей, конечно же, это был праздник со слезами на глазах. Для кого-то он и сегодня остается таким, но тогда слез было куда больше, чем гордости. Даже сегодня мне больно вспоминать начало войны и то, какие огромные потери понесла под Смоленском наша 18-я танковая дивизия. Да, победа одержана, но какой ценой… Миллионы погибших, сироты, вдовы, инвалиды, разруха, голод. Тогда еще жива была память. Она жива и сейчас, но можно ли сравнить память потомков спустя 70 лет и память тех, кто совсем недавно получил похоронку на сына, мужа, отца? Это было непосредственное ощущение трагедии, которую пережила страна. И оно отодвигало гордость куда-то далеко.

Но когда с годами острота этой трагедии притупилась, выяснилось, что мы можем гордиться и, главное, нам есть чем гордиться. Несмотря на то что власть на протяжении двух десятилетий ничего не делала, чтобы сохранить память о войне и победе, она осталась. Невозможно стереть воспоминания о событии, которое затронуло глубинные чувства миллионов людей. Эта память не исчезает, но приобретает новые качества. И чувство гордости — одно из таких качеств.