Каспийский груз. Кто воюет в Сирии вместе с Россией

28.05.2018 10:55

Каспийский груз. Кто воюет в Сирии вместе с Россией Каспийский груз. Кто воюет в Сирии вместе с Россией

С боевиками и оппозицией в Сирии воюет не только местная армия. И речь не только о воздушно-космических силах России — в арабской республике давно и прочно обосновались иранские военизированные формирования. Какие задачи они там выполняют? Кому это выгодно? Почему США и Израиль так нервно на них реагируют? Эксперты Directorate 4 совместно с «Лентой.ру» рассказывают о том, что в Сирии забыл Иран и кого он туда отправил.

Иран, как и Израиль, предпочитает достигать своих целей максимально экономно. Там, где это возможно сделать финансовыми средствами, он ими и ограничивается. Если дело доходит до военного конфликта, то в первую очередь в горячую точку отправляются военные советники. Но даже в том случае, если их не хватает и становится ясно, что без кровопролития не обойтись, Тегеран не спешит отправлять на войну своих граждан.

Вместо этого туда, где неспокойно, обычно отправляют наемников из числа шиитов — братьев по вере режима аятоллы: иракцев, афганцев и не только. В обмен на это официальный Тегеран обещает через какое-то время предоставить им и членам их семей гражданство Ирана. Военнослужащие страны принимают участие в боевых действиях лишь в самых исключительных случаях, и, как правило, это бойцы Корпуса Стражей Исламской революции (КСИР), а не регулярной армии. Тем не менее война в Сирии оказалась настолько тяжелой, что Иран вынужден полноценно в ней участвовать, и гробы с телами иранских военных регулярно отправляются из Сирии на родину.

Всякий сброд

Последователи шиизма проживают в различных мусульманских странах, но в целом их число невелико — лишь около 15 процентов всех последователей Пророка. Официальной религией с соответствующей формой правления шиизм является лишь в Иране. Это государство вынуждено искать союзников в регионе среди самых разных ближневосточных сект. Одной из них является течение алавитов, или, как их еще называют по имени основателя, нусейритов. Сунниты не считают алавитов мусульманами (равно как и шиитов) и в прошлом не раз подвергали их гонениям.

В Сирии алавитов всего около двух миллионов — это положение вещей вынудило их искать более многочисленных и влиятельных союзников. Ими и стали иранские шииты, которые искали союзников из числа несуннитского населения региона. В 1973 году видный иранский богослов Муса Садр (позже создавший движение ливанских шиитов «Амаль») издал фетву о том, что алавитов следует считать мусульманами-шиитами. В качестве религиозного обоснования этой фетвы указывалось, что алавиты, как и шииты, почитают Али (по сути это чуть ли не единственное обстоятельство, роднящее алавитов и шиитов). А так как Садр к тому времени уже более десяти лет проживал в Ливане, это стало началом формирования оси Бейрут — Дамаск — Тегеран, начавшей работать на полную мощность после Исламской революции 1979 года в Иране.

Выбор иранских религиозных деятелей пал именно на алавитов неслучайно. Шиитов в Сирии меньшинство — даже меньше, чем христиан: около 750 тысяч человек. А вот пришедший к власти в 1970 году Хафез Асад был как раз алавитом, и ему нужно было легитимизировать свой военный переворот в глазах суннитов, которые составляют в стране подавляющее большинство. В третьей статье принятой в 1973 году Конституции Сирии было указано, что президент страны должен быть мусульманином. Благодаря фетве, делающей алавитов мусульманами (пусть и шиитами), Асаду удалось соответствовать этому пункту. В Конституции Сирии 2012 года этот пункт остался: президент может исповедовать только ислам.

С началом гражданской войны в Сирии Тегеран не мог остаться в стороне. Смещение режима Башара Асада (сына Хафеза) означало бы конец иранского влияния в стране. Боевики суннитских группировок, воюющие против официального Дамаска, ориентируются на монархии Персидского залива или на Турцию, откуда получают денежную и военную помощь. И для Ирана при таких раскладах места просто нет. К тому же Тегеран помогал (и помогает) Сирии финансово, а потеря всех вложений — это серьезный риск.