Замещающая миграция с Юга и Ближнего Востока. Конспирология или все-таки практика?

10.09.2024 10:51

Замещающая миграция с Юга и Ближнего Востока. Конспирология или все-таки практика?

«Обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…». Так ответил Фаготу Воланд из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».

Немногим менее ста лет отделяет нас от времени действия знаменитого романа, и надо сказать, что теперь жителей начинает портить другой вопрос – миграционный.

Запад, с которым у нас выработалась какая-то неистребимая привычка все сравнивать, уже не первый год подбрасывает довольно «специфические» картины с результатами вольницы в миграционной политике.

Отечественные медиа эти картины любят демонстрировать для наглядной иллюстрации того положения, в которое поставили Европу всякие нехорошие либералы и прочие глобалисты.

Однако с каждым годом такая иллюстрация идет все меньше на пользу пропаганде, поскольку отечественный обыватель задается встречным вопросом: «А мы сами почему делаем практически то же самое самое... как в той же Европе?» Вроде бы мы на словах получить, «как в Европе», в этом отношении не хотим, а картина с каждым годом становится все более похожей.

Ситуация и в самом деле все больше начинает напоминать какой-то заговор. Даже прожженные скептики уже с некоторым трудом находят происходящему рациональные объяснения. Недобрым словом поминают ООН, ее Международную организацию по миграции и т. н. миграционный пакт.

Иметь под боком свой аналог британского Бирмингема не хочет никто. Поэтому все-таки следует попробовать в этой запутанной миграционной истории разобраться.

Бернсторф – это голова! – отвечал спрошенный жилет таким тоном, будто убедился в том на основе долголетнего знакомства с графом. – А вы читали, какую речь произнес Сноуден на собрании избирателей в Бирмингаме, этой цитадели консерваторов? (И. Ильф, Е. Петров «Золотой Теленок» – «Пикейные жилеты»).

Вот так, была цитадель британских консерваторов, а стал Бирмингем к 2024 году пакистанской крепостью Деравар – красивая, кстати, крепость.

Поэтому надо проанализировать «европейскую миграционную модель». Действительно ли мы схожи в этой беде, или как-то различаемся, а еще попробовать хотя бы подойти к описанию причин. А вдруг конспирологи и алармисты окажутся правы?

Евросоюз и евробюрократов можно сколько угодно клеймить эпитетами и гвоздить в СМИ к позорным столбам, однако именно этим же бюрократам следует отдать должное – за статистику. Все-таки есть чему поучиться у западных басурман.

У нас одно ведомство говорит, что мигрантов ±4 млн человек, а другое, что ±13 млн. Как анализировать? Среднее значение брать? Сарказм тут какой-то не очень здоровый, надо признаться.

А вот у западных басурман есть свой Eurostat, который скрупулезно отражает самую разную информацию, демографическую в том числе.

Что занимательно, так это довольно подробный учет прибывающих мигрантов – те практически не бегают неучтенными, поскольку евробюрократы – они, как тот козленок из детского мультфильма, который умел считать до десяти. Вот и мигрантов там они тоже считают вполне точно, другое дело, что с этим учтенным населением происходит дальше, и что лучше – когда безобразничает неучтенный мигрант или тот, кого до этого заботливо внесли в Евростат.

Но пока обратимся к сухим цифрам.

Чтобы соблюсти чистоту оценки, данные будем брать на начало 2022 года, когда статистику еще не изменил поток с Украины, и возьмем не все страны ЕС и ближнего контура, а самые-самые «мигрантолюбивые».

Параметр первый – степень смешения населения до кризиса середины 2010-х

Воспользуемся тем, что в ЕС отдельно отражаются сведения о разных категориях населения, впрочем, по методикам ОЭСР они везде должны отображаться, просто в ЕС все хорошо с точностью данных.

Первая категория – это т. н. население, рожденное за пределами подающей отчет в Eurostat страны, но уже постоянно проживающее на территории этой страны на отчетную дату.

Туда будут отнесены, например, немцы, родившиеся в Казахстане или России и переехавшие в Германию. Туда же попадают мигранты старых миграционных волн, граждане стран ЕС или не ЕС, которые там постоянно проживают и работают, но имеющие юридические основания для гражданства. Например, первая миграционная курдская волна, когда иракские курды и курды-езиды уходили от расправ С. Хусейна, но в итоге стали гражданами той же Германии. Турки с германскими паспортами, румыны или молдаване с итальянскими или ПМЖ.

Эти люди уже давно натурализованы (в основном в Германии, Франции и Швеции), но попадают в данную категорию. Главное, что они натурализованы по документам или в процессе окончания этой процедуры (ПМЖ). Люди, родившиеся вне страны, но получившие гражданство или в процессе получения именно гражданского статуса.

Германия – 15,2 млн (18 % от общей численности), Франция – 8,5 млн (13 %), Бельгия – 2,1 млн (18 %), Италия – 6,3 млн (11 %), Испания – 7,3 млн (15 %), Нидерланды – 2,5 млн (14 %), Австрия – 1,8 млн (20 %), Швеция – 2,1млн (20 %), Швейцария: – 2,6 млн (30 %), Великобритания (на 2019 год по последней подаче в Евростат) – 9,5 млн (14 %).

Общие данные: по ЕС в целом – 69,4 млн (15 %), по основным выделенным странам, включая Великобританию – 57,9 млн (15,1 %).

Эти цифры означают степень того, что можно назвать «перемешиваемостью населения». Каждый шестой житель в странах ЕС не родился там. В Швейцарии и маленьком Люксембурге эти показатели вообще зашкаливающие – 30 % и 41 %. Они высоки в Австрии, Швейцарии и Швеции, но вот СМИ говорят, что одна из самых смешанных стран – это Франция, однако отметим, что у Парижа этот показатель 11 %, против 30 % у тех же швейцарцев.

Посмотрим, какова доля в этой категории выходцев из проблемных регионов. Северная Африка – 9,2 млн, Турция и Курдистан – 5,4 млн, Иран – 0,9 млн, Ирак, Сирия и Ливан (все до кризиса 2011–2018 гг.) – 0,7 млн, Афганистан – 0,8 млн, Пакистан – 2,1 млн, Индия – 1,3 млн и Бангладеш – 1,2 млн. Всего по ЕС – 21,6 млн человек (36 % от категории), но надо сделать сноску, что осели все эти люди как раз в тех самых странах, которые были выделены выше (т. е. это больше 37 % от категории).

Зафиксируем пока эти данные и двинемся дальше.

Параметр второй – прибывшие во время и после кризиса 2010-х

Ближневосточный миграционный кризис, который обошел все информационные ленты и дал немало изумительных картин переселения народов, связан с событиями в Сирии и вокруг Сирии – второго акта драмы под названием «Арабская весна».

До этого было вступление (Ливия, Египет) и первый акт (Тунис), но полноценно машина по миграции заработала именно во время сирийской войны. Почему произошло именно так, рассмотрим позже, пока взглянем на статистику.

Евростат все так же методично фиксирует тех, кого в методике ОЭСР называют «Население без гражданства страны, предоставляющей отчетность». Вот сюда попадают как раз те, кого называют «беженцами» или «вынужденными мигрантами-переселенцами».

Формально сюда включаются и те, кто временно находится в отчетной стране, даже имея гражданство ЕС, или, имея гражданство ЕС, трудятся в отчетной стране, но они не натурализованы или им не требуется натурализация. Разделить их непросто, но у нас имеется статистка и по перемещенным лицам, на которую потом скорректируем данные «без гражданства».

Германия – 10,6 млн (13 %), Франция – 5,3 млн (8 %), Бельгия – 1,5 млн (13 %), Италия – 5,2 млн (9 %), Испания – 5,4 млн (11 %), Нидерланды – 1,2 млн (7 %), Австрия – 1,5 млн (17 %), Швеция – 0,9 млн (9 %), Швейцария – 2,2 млн (25 %), Великобритания – 6,2 млн (9 %).

Общие данные: по ЕС в целом – 43,6 млн (9,7 %), по основным выделенным странам, включая Великобританию – 39,9 млн (10,5 %).

Теперь картина смешения «народов и рас» на полях Европы становится более ясной, но одновременно и настораживающей. Уже не 20 %, а все 30 % жителей Швеции – это не собственно шведы, каждый пятый британец – это «новый британец», половина (!) швейцарцев (вроде бы там-то все благостно, по СМИ) – не швейцарцы, каждый четвертый в Германии – уже не немец.

Тем не менее это еще не означает, что каждый четвертый немец или каждый пятый британец – это именно мигрант с ЮВА, Ближнего Востока или из Африки. Однако мы видим, что их доля неуклонно растет и уже доросла до 37 % от категории инограждан по старым волнам миграции.

Волна 2013–2018

 Именно кризисная миграционная волна начинает накрывать ЕС с 2013 года. В 2015 году СМИ уже переполнены сюжетами о лодочных флотилиях, стихийных лагерях на греческих островах, многокилометровых колоннах переселенцев, атакующих приграничные городки.

Однако сухие цифры никак не вяжутся с картинами апокалипсиса, ордами новых гуннов и прочих ругов, свевов и вандалов современности.

2014 год – до ЕС добираются из Африки, ЮВА и с Ближнего Востока немногим более 1,1 млн человек. 2015 год, пик переселения народов – 1,3 млн человек. В 2016–2017 гг. поток сокращается, и в среднем фиксируется ±650 тыс. человек в год.

С 2018 года экстренная миграция уже приходит к обычным докризисным показателям, когда нелегально в ЕС прибывало около 150–200 тыс. человек ежегодно. Таким образом, именно в этот кризис ЕС получил «порцию» переселенцев в количестве, примерно равном 5 млн человек.

И вот теперь тот, кто не устал следить за руками, может для себя сделать интересный вывод – за предыдущие 25 лет Евросоюз интегрировал 21,6 млн человек (из совсем инокультурных). Если предположить (гипотетически, но все же), что эти старые миграционные волны дали прирост хотя бы в 1,5 ребенка, то общая интеграционная численность составит около 38 млн человек на весь Евросоюз, вернее – на основные страны, указанные выше. При этом преимущественная часть этого населения является работающей.

И как-то оно все работало без информационных поломок до этого – показатели приема были фактически теми же, что и в кризис. Те 5 млн человек, которые заявились в ЕС в 2014–2018 гг., как таковой погоды тут не делают. Хотя стоп, а как же знаменитые «европейские пособия беженцам»?

Особенности и парадоксы

Посмотрим, что же это за пособия.

Первый год сумма могла доходить до вроде бы существенных 800–980 евро на человека, что давало условной ячейке общества возможность крутиться. Однако уровень постоянной социалки обычно быстро уменьшался до 200–350 евро в месяц. Оставались, правда, преференции в плане детских садов и школ, первый год компенсировался социальный найм. Только совсем не так, как нынешним представителям Украины, а по минимуму, и именно что на объектах, привязанных к социальной инфраструктуре.

Даже если предположить, что каждая большая семья (а это не так) получает полный «подушевой социал», то любителям кисельных берегов в ЕС приходится разочаровываться – в Старой Европе с чистым доходом на человека ниже 2 100–2 200 евро (в Великобритании так и еще выше – под 3 000 евро в месяц в пересчете) жить уже не очень просто, ниже 1 800 евро – это уже совсем сложно, ниже 1 500 евро – малореально. Если прошлые волны интегрировались худо-бедно в действительность, то новая волна попала еще и в ситуацию снижения производства и потребления.

«Рабочие» кормящие места выходцы из прошлых миграционных волн без боя не отдавали, а на те места, где доход уже вполне адекватен нормальному уровню жизни (2 700–3 500 евро чистыми), мигранту из Афганистана или Сирии так просто было не попасть, хотя с инженерным образованием в Сирии народ был, и в той же Европе устраивался. Вопрос в масштабе трудоустройства.

Та дикость и безумие, которые творятся с миграцией во Франции, Бельгии, центральной Германии, части Великобритании, во многом объясняются именно тем, что волна миграции в 2014–2018 гг. не может и выживать на пособия (это нереально), и не может пристроиться на постоянную нормальную работу.

И здесь у волшебного театра европейского Буратино есть своя потайная дверь, в которую даже можно заглянуть через замочную скважину.

Так ли бедны были в реальности беженцы второй волны?

Когда мы говорим о беженцах с Ближнего Востока, то обычно представляем себе людей отчаявшихся, ни кола ни двора, несчастных и обездоленных. Да, часто именно все так и было.

А теперь внимание – вопрос, сколько стоило в 2015–2020-х перебраться из разных регионов в качестве беженца в Европу?

Ответ может удивить. Северная Африка – от 2 500 долларов на человека, Ливан, Сирия, Ирак – до 7 000 долларов на человека, Афганистан – от 5 000 долларов.

Для каждого региона это примерно заплата за три года (в Афганистане было чуть полегче, но общей картины не меняло), если откладывать все и ничего не есть и не пить, впрочем, можно отдать часть недвижимости (если она осталась после гражданских войн) или продать то, что еще осталось. Собственно, так и делали очень многие как раз из тех, кто уходил морями в Европу. Те, у кого этих средств не было, оставались в Иордании (600 тыс. человек), Ливане (под 1 млн), Турции (свыше 3,5 млн) или просто переместились по той же Сирии.

Далеко не все, мягко говоря, смогли наскрести на путь к европейской интеграции, на дорожные расходы и заначку на первое время. А как выкручивались? Ну, например, участвовали за деньги в боевых действиях, приобретая довольно специфический опыт.

А по приезде, после всех мытарств и сложностей, полноценной работы в ЕС для новой (ливийско-сирийской) волны уже не было. Отсюда маргинализация и поиск дохода в самых неожиданных областях, хотя и понятных.

Ровно в эту же волну прорвался и поток из Пакистана и Бангладеш уже в Великобританию – каналы поставки людского товара были одни, ценники – тоже.

А кто кормился на этом? Да все т. н. левые демократические «некоммерческие» организации, которые организовывали первичный прием и юридическую поддержку, ну и попутно кадры: «до чего довел мир диктатор Башар Асад». Военные формирования самого разного толка и флага, религиозные секты, которые брали позже долю уже в Европе.

Некоммерческие (в кавычках) евро-демократы левого фланга и прочие «зеленые» ну никак не могли пройти мимо финансового потока под 6 млрд евро, и это еще при пессимистическом расчете.

Брали-то они не у столь уж и нищих беженцев. Реально попавшим в беду и нищим положены были, как водится, палатки ООН и бесплатный рис по мешку в месяц. Так что за доступ в ЕС брали как раз у тех, у кого были в тех регионах деньги или возможность получить их.

И вот те на последнее приехали в «райский сад» Ж. Бореля и А. Меркель, а там пусто, оказалось в саду – для этой последней волны миграции мест не предусмотрели, и вот этот недосмотр в итоге и выходит европейской демократии боком.

Когда у нас пробуют показать, что Европа, мол, уже трещит по швам от миграции, забывают про одно но. Дело в том, что финансовая нагрузка на бюджет ЕС, связанная с последними миграционными волнами, минимальна. Парадокс? Нет.

ЕС формально сейчас выплачивает пособий и обеспечивает субсидий в регионы на 1,5 млн мигрантов той волны (Украина – это отдельная история). Это менее 2 млрд евро в живых деньгах. Более того, деньги эти идут из общеевропейского бюджета, т. е. их платит весь ЕС, а не только Германия в Германии или Франция во Франции. Туда дает деньги и Польша, а у Венгрии их просто забирают в виде штрафов. Это не то бревно, которое заставит присесть европейского верблюда.

Нюанс тут в другом, и он гораздо важнее того, больше на один миллиард потратит на эту сферу ЕС или меньше. И жаль, что его не рассматривают у нас в СМИ.

Если читатель внимательно следил за цифрами, то он увидел интересное соотношение между миграцией старых волн и волной новой.

Сирийская эпопея вскрыла то, что было изначально зашито в модель Евросоюза, но работало медленно, понемногу, пошагово – это именно полноценная, полнокровная замещающая миграция.

История с волной 2015–2018 гг. просто заставила европейского обывателя очнуться, а некоторые политические силы – начать прилюдно считать рабочие места, положение в школах, общие социальные расходы. А до этого не видели, что есть школы марокканские, алжирские, турецкие, пакистанские, албанские? Нет, в массе не видели, когда все медленно и постепенно, то вырабатывается привычка, а по привычке и привыкание.

Выдала схему не массовость второй миграционной волны, а ее концентрация с невозможностью быстро размазать ее по бутерброду Старой Европы. Ведь и преступность до этого размазывалась тонким слоем, и социалка, а рабочие места с их дефицитом не были так проблемны до Ковида-19. Это как вместо растягивания по стене шпателем, на нее бы разом бросили шпаклевку полным ковшом.

Волна миграции 2015–2018 гг. оказалась внезапно включенным светом на старой кухне, который европейские тараканы от бюрократии вовсе не ожидали увидеть. Все говорило о том, что можно неплохо заработать, а 1 млн человек в год также размазать тонким слоем, а вышло не очень.

Вот этим «не очень», разумеется, не преминули воспользоваться и некоторые политические силы в ЕС, просто удобнее использовать картины дня ближайшего, чем поминать уже тех, кто за 20–30 лет уже натурализовался и вырастил первое поколение детей, которое скоро даст поколение новое.

Статистика по миграции, если брать ее как часть целого и в разрезе «без гражданства плюс новая миграционная волна», подается в ЕС как нечто совершенно нормальное и естественное, мол, посмотрите на цифры расходов, на долю к населению – ничего особого нет. А если совместить сразу несколько параметров: старое и новое, и без гражданства, и иностранное происхождение, да посмотреть в динамике?

И вот уже те 30 %, которые не шведы, но в Швеции, год за годом и растут в процентной доле, но и внутри этой доли идет замещение. Заметим, что не столь уж финансово обременителен для Европы был этот процесс – расходы-то прямые формально делятся на всех, а косвенные – так еще нужна политическая воля их подсчитать.

Понятно, что европейская бюрократия не в восторге от этого. «Как же так», – вопрошает обыватель, «это что ж получается, что маргиналы-конспирологи и прочие алармисты были правы». Получается, что да.

Это не столько экономический, сколько идеолого-политический проект по замещению населения, просто коммерчески значимый для конкретной бюрократической прослойки и растянутый на длительный период – цифры годовые одни и те же, всегда одни и те же.

Но ведь обращаться-то надо не к нынешним временам, а ко времени подписания Маастрихтских критериев и договора, просто штукатуры и маляры наносили слои медленно, давая им хорошо просохнуть и с минимумом освещения. Да и первые десять лет Маастрихта на волне смешения с Восточной Европой и Прибалтикой этого еще не ощущалось.

И возникает следующий закономерный вопрос, если все-таки теории о замещении оказались для Европы не теориями, а практикой, не окажется ли так, что аналогичные рецепты будущего предусмотрены и для старинных почитателей и обожателей всего европейского, подражателей всему европейскому, которые живут несколько восточнее, например, в России?